– Добрый день, Роза. Пойдем, я провожу тебя к столу.
У нее перехватило горло от его голоса.
Молча кивнув, она легонько оперлась о подставленную руку. Строго говоря, поводырь ей теперь был больше не нужен. Недавно, перебирая старые украшения, Роза открыла еще одну интересную особенность нового зрения. Сосредоточившись и вспомнив какую-нибудь свою работу, Роза могла видеть глазами ее владельца. Острота восприятия зависела, видимо, от расстояния и от того, надета вещь на хозяине или нет. Впрочем, эта возможность Розу несколько смущала и она старалась не злоупотреблять, опасаясь случайно увидеть что-то, не предназначенное для чужого взгляда.
Сейчас же она спокойно смотрела счастливыми глазами невесты на веселящихся гостей, наслаждалась фейерверком ярких цветов – праздничных платьев, букетов, затейливо украшенных блюд, веселых лиц… Забывая пить и есть, напивалась допьяна светом и праздником, которого была лишена столько лет…
– Роза, ты не заболела? – забеспокоился доктор, заглядывая в ее лицо. – Съешь хотя бы салат.
Он был моложе, чем Роза его представляла. И хорошо, что она раньше не видела его глаз – взволнованных и нежных, потому что тогда было бы стократ сложнее сказать ему «нет».
В любом случае, сейчас он задавал ей совсем другие вопросы. А те, на которые Роза уже ответила, не повторяют дважды.
Второй тост попытался сказать отец невесты.
– Хочу отметить, что поскольку я уже официально неофициальное лицо, хочу конфиденциально, то есть совершенно неофициально заявить…
Супруга дернула его за фрак, бывший мэр покачнулся и, прежде чем упасть обратно в кресло, успел воскликнуть:
– Одним словом, давайте выпьем!
Роза задержалась дольше других. Жена бывшего мэра вместо неустойки пожелала заказать для себя переделку первого, черного ожерелья. Следовало снять мерки и чуть переплести узор, расширив шею и грудь.
Возле крыльца Розу ждал доктор.
– Темно и скользко, – немного смущенно сказал он, забывая, что темнота не имеет для Розы никакого значения. – Я провожу тебя.
Дотрагиваясь легонько до полоски браслета, Роза смогла разглядеть его лицо – взволнованное и напряженное. Словно он что-то собирался сказать, но не решался. Роза смутилась – получалось, что она украдкой подглядывает за ним, – и выпустила скользкую змейку браслета в карман.
И тут их догнал истошный крик из покинутого дома. Подхватив Розу под локоть, доктор бросился вместе с ней обратно.
Кричала жена мэра. Она сидела на полу, раскинув юбки, как нищенка, собирающая подаяние. Супруг цеплялся за ее плечо, то ли опираясь, то ли поддерживая.
Причиной крика была записка. Комканая, драная и почему-то влажная, будто залитая слезами. И совершенно невнятная. Что-то про жертву, алтарь, полнолуние и городские катакомбы.
– В комнате разгром, – всхлипнув, пролепетала женщина, и Роза не узнала ее голос – испуганный и жалкий. – Разорванное платье. Обрывки ожерелья. Где моя дочь?
Она вцепилась в руку Розы, и на ту в один миг накатила удушливая волна чужого страха и беспомощности. Расплата за новое зрение. Задыхаясь от жалости и сочувствия к женщине, которую она раньше ненавидела, Роза осторожно высвободилась из ее объятий и с трудом перевела дыхание.