Один шаг, чтобы сделать то, что она всегда хотела. И чтобы сломать доктору жизнь.

Роза устояла.

Вырвала руку, отступила, еле удержавшись на дрожащих ногах. Ответила громко, чтобы нельзя было передумать, сделать вид, что оговорилась.

– Нет.

Теперь уже два шага и невидимая, но очень прочная стена. Из Розиного спокойного, твердого и чуть удивленного «нет».

Он помолчал. Пожал плечами, шелестя плащом. Сказал холодновато, тщательно сдерживая обиду:

– Извини, Роза. Кажется, из нас двоих слепец – я. Я не хотел тебя обидеть или задеть. Я… неважно. Забудь этот вечер. Всё будет, как раньше, если ты, конечно, хочешь. То есть ты всегда можешь на меня рассчитывать. Если тебе что-то понадобится. Доброй ночи.

Он подобрал зонтик и ушел, аккуратно прикрыв дверь. Шагая быстро и не глядя под ноги, шлепая прямо по лужам.

Когда, вдоволь наплакавшись в промокшую насквозь подушку, Роза, наконец, уснула, у нее уже не было сил бояться сна, который преследовал ее в последнее время.

Потому что не могло быть ничего хуже того, что Роза сделала со своей жизнью этим вечером. Разве только то, что она не сделала.

Поэтому, когда сон все-таки пришел, Роза почти не испугалась…

Колокольчик звякает, хлопает дверь, скрипит половица.

Кто-то стоит возле двери, но кто – Роза не может разобрать. Ни звука, ни движения, ни вздоха. Но кто-то есть в кромешной темноте.

И прежде чем темнота дрогнет и заговорит, Роза, задохнувшись от ужаса, понимает, что это не человек.

И понимает, что сейчас темнота хлынет ей в глаза, уши и горло, навсегда лишая способности видеть, слышать, говорить и понимать…

Она так и стояла, онемев, оглохнув и ослепнув. Пока не услышала тонкий голос:

– Боишься?

Странная интонация, бесцветная, механическая – будто говорящий читает вопрос по бумажке, на чужом языке, не понимая смысла слов.

«А какая разница?» – подумала Роза. Страх добрался до критической точки, красной отметки на манометре, за которой котел уже или остывает, или взрывается. И спросила:

– Ты кто?