Если он ей не верит, не следует и любить его. Сумасшедшая. Ты – безумная женщина. Зачем ты это говоришь? В душе она желала ему не верить ей, чтобы облегчить задачу.

– Кощей – Царь Жизни, а ты вышла за него замуж. Поэтому ты и возглавила его армию.

– Да, но тут важно усвоить то, что говорится о дырах в земле. Если хочешь, чтобы я взяла тебя с собой, ты должен делать в точности то, что я говорю.

Вместо этого Иван поцеловал ее. О, подумала Марья, я этого не переживу. Почему мужчины приходят к моему порогу? Почему они ломают шапки, смотрят на меня большими коровьими глазами и готовы подставить шею под нож? Если бы они оставались дома и смотрели так на свой кухонный стол, я могла бы получить небольшую передышку.

– Мы должны пройти всю страну Вия, чтобы попасть обратно в Буян. Это недалеко, но ты должен идти за мной след в след, дышать со мной в одном ритме, говорить, только когда я говорю. Если ты поднимешь хотя бы один листок в лесу, у него будет живая сторона и мертвая сторона. Ты можешь увидеть людей, которых ты знал и любил когда-то. Тебе нельзя разговаривать с ними, иначе они тебя схватят и уже никогда не отпустят. Тебе нельзя даже смотреть на них. Если на груди у них брызги серебра, ты должен отвернуться от них.

– А что с моим лагерем? Они будут беспокоиться обо мне. Меня посчитают пропавшим без вести или погибшим.

Марья устало взглянула на него. Ей дела нет до его жалкого лагеря. До Ленинграда слишком далеко. Война не должна была докатиться туда. Там сейчас должно быть красиво, должны уже расцвести липы. Скрипачи, должно быть, играют что-то приятное и щемящее в кафе, которое Марья едва помнила. Она могла остановиться. Просто остановиться. И уснуть. Забери меня с этой войны, человече. Почему ты так медлишь с этим?

– Ты знаешь, когда я была на твоем месте, Кощей сказал мне: «На выход с вещами». И я не устраивала сцен на этот счет.

Иван слегка зарделся. Он кашлянул:

– Знаешь, Марья, в наше время, если тебе так говорят, ничего хорошего в этом нет. Обычно… обычно это означает «Ты отправляешься в мой лагерь».

– Тогда ты должен радоваться, что покидаешь свой лагерь, раз там так ужасно.

– Поцелуй меня еще разок, Марья, и я пойду за тобой куда угодно.

И она поцеловала. Чувство было такое, будто она стреляет из своего ружья и смотрит, как жар-птица падает с небес. Кем бы я стала, думала она, ощущая тепло его губ, если бы я тогда не увидела птиц. Если бы ни разу не заболела от волшебства? Полюбила бы я тогда мужчину вроде него, такого простого, легкого и молодого?

После десяти лет войны Марья Моревна хорошо различала метки Страны Смерти. Смерть, как таможенник, оставляла знак на всем, чего касалась в этом мире. Иногда отметка выглядела тенью с серебряными иголочками звезд. Иногда – как водная рябь с отражением запруды на дне. Иногда, когда ей приходилось преодолевать их укрепления, таможенная печать выглядела как имперское клеймо с трехголовым медведем, воздевающим в ярости шесть лап. Хотя лучше совсем не смотреть на эти отметки, а смотреть только на Страну Жизни, вьющуюся узкой тропинкой через владения Вия, на метки Буяна, похожие на тонкие лучики зимнего солнечного света, на запах печеного, на все, что зеленое.

– Марья, – прошипел Иван, пробираясь вслед за ней все ближе и ближе к ее дому, к ее мужу. – Кто-то идет за нами.

– Я же велела тебе не разговаривать. Я знаю. Они… они всегда идут за мной по пятам, Иван. Всегда.

Марье не надо было оборачиваться, она и так знала. Они бы наверняка ей улыбнулись, блестя глазами с горящей внутри, будто язычок лампы, надеждой, сверкая серебристыми брызгами на груди. Маленький человек с головой как камень, девушка с оптическим прицелом вместо одного глаза и дама с лебедиными перьями в волосах. Всегда. Она чувствовала запах духов Лебедевой – фиалки и апельсиновая вода.

– Я же говорила тебе. Ты можешь увидеть людей, которых любил когда-то. Тебе нельзя с ними разговаривать. Это будет все равно, что запрыгнуть в Страну Смерти двумя ногами. Я тоже не должна с ними разговаривать, никогда.

Голова Марьи кружилась. Она никогда раньше о них не говорила, о ее дорогих друзьях, о том, как они преследовали ее, как все еще ее хотели. Кощей это не одобрял. Я люблю тебя, сказал он. Я не умер. Этого что, мало? Ты больше не можешь подружиться ни с одной душой в Буяне?

– Я не могу прикоснуться к ним. Воинская служба не бывает легкой.