– А все туда же – в погоню, – услышал я голос старшины, который остался на месте, держась за мотоцикл.

– Зинченко! Токарев! – позвал я: – Мужики, кто живой, отзовитесь!

Ответа не последовало, и я почувствовал, как слезы сами собой хлынули у мне из глаз.

– Суки! – закричал я: – Суки! Суки!

Выхватив пистолет, я выпалил оставшиеся в обойме патроны вслед давно уехавшей “Победе”. Когда обойма опустела, затвор откинулся в заднее положение, и спусковой крючок заклинило.

В окрестных домах уже давно горел свет во всех окнах. А самые любопытные из местных жителей уже бочком подходили к месту перестрелки.

Справа на перекресток медленно выкатился грузовик, водитель которого во все глаза таращился то на горящий “Козлик”, то на ободранного, с пистолетом в руке, плачущего меня. Наконец, ударив по тормозам, он выпрыгнул из кабины и, подбежав ко мне, спросил:

– Что случилось? Помощь нужна?

Не в силах говорить, я указал на сползающего на землю старшину. Водитель бросился к нему и помог сесть. Мотоцикл с лязгом рухнул на асфальт.

– Да он же в бок ранен! – воскликнул водитель.

Осмелевшие местные жители, тут же обступили место происшествия. Кто-то уже спешил с ведрами, полными воды, к горящей машине.

Какой-то мужчина подошел ко мне и спросил:

– Тоже ранен?

Я непонимающе посмотрел на него, но он уже осторожно обнял меня за талию и повел от “Козлика”. Сделав несколько шагов, я почувствовал, что ноги перестают меня слушаться. Какая-то женщина вскрикнула:

– Этот тоже ранен! В спину!

А мужской голос потребовал:

– Вызовет кто-нибудь наконец “неотложку”!

Пытаясь удержать ускользающее сознание, я закричал:

– Ничего здесь не трогать!

– Успокойтесь, никто ничего не тронет, – ответил мне молодой женский голос и, обращаясь уже к кому-то другому, этот же голос продолжил: