– Газеты?! – морщится Рутенберг.

– Но не листовки же на стены. Уж очень специфический материал. Транши, договор с Лениным. Всё ведь на немецком языке.

– Армия! Но кто? – бормочет Рутенберг, – Краснов под арестом, генерал Духонин в Могилеве мнется…

– Послушайте, Петр Моисеевич, здесь в Петрограде генерал Лечицкий. Очень авторитетен среди офицеров. Давайте поедем к нему! – предлагает Терещенко.

– Нет. Вы сами. Встречаться с ним должен славянин.

Петроград. Смольный.[54] Штаб.

Комната председателя Петроградского Совета Адольфа Иоффе.

Утро.

Карта города. Торчат флажки, закрашены некоторые участки. Иоффе в бухгалтерских нарукавниках ставит еще один флажок.

Именно он курирует раздачу оружия, демонстрации, создание отрядов Красной Гвардии.

В комнате сидит группа агитаторов, координаторов различных районов Петрограда. Крыленко,[55] Чудновский,[56] Подвойский,[57] Дзержинский,[58] Бонч-Бруевич[59] и другие. Дается разнарядка на день:

– Тебе, Подвойский, на Путиловский завод. Колеблются! Чудновский на хлебозавод! – Иоффе поворачивается к Дзержинскому: – Завтра у вас, товарищ Дзержинский, выступление на митинге в Кексгольмском полку. Там много польских солдат… – он рассматривает Дзержинского и добавляет с дружеской улыбкой: – Феликс! Уважаемый! Эдмундыч. Не сочти за… Но идти агитировать солдат в таком виде?!

Действительно, на Феликсе Дзержинском полосатые брючки, бордовая жилетка, приталенный сюртук, галстук-бабочка. Такой себе, расфуфыренный шляхтич.

– Всё сам пошил! – гордо заявляет Дзержинский.

– Шикарно! – восхищается Иоффе. – Поздравляю! Но, посмотри на Крыленко! Бывалый солдат.

Крыленко в военной форме. Шинель, фуражка, ботинки, обмотки. Прапорщик как прапорщик.

– Дорогой Бонч! – обращается Иоффе к Бонч-Бруевичу: – Обеспечь Эдмундыча шинелькой и всем что положено. Чтобы выглядел, как фронтовик. Кстати, тебе, товарищ Крыленко, завтра с утра в казармы броневого дивизиона. – Иоффе передает ему разнарядку по броневикам, – Они, жулики, вместо одиннадцати машин, выпустили из гаража шесть! Вот их возможности…