Я не успела дойти даже до середины комнаты или сказать «привет», как мои коллеги посрывались со своих мест.

— Я же попросил цивилизованно! — беззлобно укорил Дрейк, но его голос потонул в волне счастья, хлынувшей, отразившейся от стен и оттого будто приумножившейся.

Меня обнимали, сжимали, жулькали, как плюшевую собачку. Было душно, тесно, и хотелось повизгивать от навалившегося счастья.

— Ты вернулась! Прости Господи, ты вернулась!

— Живая!

— Бернарда с нами!

— Только бабе такое под силу — довести до инфаркта кучу мужиков, а потом, как ни в чем не бывало, заявиться с цветущим видом, — прижав мое лицо к своей груди, проворчал Эльконто. Радость постепенно вымывала налет глубокой печали, что я успела заметить в его глазах. — Дура, ты не пугай так больше…

Я обняла его за шею, ничуть не обидевшись на «дуру».

— И не делай так больше никогда.

— Не буду.

Чьи-то руки оттеснили Дэйна в сторону и встряхнули мои плечи.

— Бернарда… — тот же шрам на виске, светлые глаза и темные круги под ними.

Осунулся ты, стратег-тактик…

— Каждый час твоего отсутствия добавил нам седых волос, знаешь ли…

От объятий Канна мои кости затрещали.

— Задушишь, Аарон!

— Я очень рад тебя видеть, девочка, очень…

Я отстранилась и посмотрела на него, чувствуя, как щиплет глаза.

Они держались молодцом, старались не выказывать весь набор захлестнувших эмоций, но, все же, чувствовалось, каким тяжелым катком проехалось по ним то событие, тот взрыв. Была ли их последующая жизнь жизнью? Геройствуя, люди редко задумываются о других — тех, кто впоследствии будет собирать осколки, хоронить останки, класть венок на могилу, а затем пойдет домой, чтобы как-то прожить следующий час, а за ним еще один. Чтобы встать с утра и найти в себе силы поднять руки. Чтобы научиться жить без кого-то.

Стивен, Халк, Дэлл, даже Логан, которого там не было… глаза каждого из них были отмечены тяжелой печатью пережитого горя. Облегчение — пока еще только теоретическое знание, оно впитается под кожу позже, и много позже достигнет сердца и останется в нем. Шрамы не заживут совсем, но они перестанут беспокоить, лишь изредка напоминая о днях, оставивших их.