– Был грех!

– Может, расскажешь?

– Приезжал тут месяца два тому назад какой-то главный проверяющий из отдела по делам религий, наверное, из самой Москвы. В этой гостинице и останавливался, а меня к нему в помощь как бы направили. Принести что, в магазин сбегать…

– И что дальше?..

– Начал он меня вином поить и губами слюнявить. А как дело дошло до того, что к себе в кровать потащил, тут уж я со второго этажа в сугроб в одних трусах и сиганул…

– Чем и испортил всю свою последующую карьеру в данной епархии. Так? Потому-то ты и напросился ко мне в поводыри…

– Вы меня теперь тоже выгоните?

– За что же? Вот только не прыгать надо было тогда в окно, а врезать ему хорошенько… Лучше сразу по яйцам… тогда у него охота эта сразу бы и надолго пропала… Ну а теперь в магазин и в парикмахерскую… Пора приводить себя в порядок. Столько лет ходил в одной гимнастерке.

И уже к Фоме:

– Кстати, тебе лет-то сколько?

– Семнадцать месяц назад исполнилось.

Игумен строго посмотрел на него.

– А теперь как на духу: девок уже щупал?

– Нет…

– Про питие не спрашиваю, сам сказал. Куришь?

– Только раз и попробовал. И бросил.

– Ну, пошли тогда жизнь прожигать…

– Отче, а может быть, мне сегодня где-нибудь в другом месте переночевать? Вдруг я вам своим присутствием мешать буду… А может быть, вы захотите сюда девушку привести…

– Знаешь, Фома. Еще ничего не произошло, но ты уже столько соблазнов нарисовал, что вспомнился мне один рассказ о буддийском монахе, когда-то еще в Москве рассказанный. Он достаточно поучителен. Слушай. Шли по дороге два монаха. Один опытный и старый, а другой молодой. У берега реки стояла юная девушка, которая попросила их помочь перебраться ей на другую сторону. Молодой монах в ужасе от нее отшатнулся: разве можно монахам касаться женщины… А старик поднял ее и перенес на другую сторону и пошел себе дальше. Вскоре молодой монах его догнал и спросил: «Почему ты так поступил?» «Как?» – спросил его старик. «Ну, ты коснулся руками женщины!» – воскликнул он в ужасе. А старый монах ему и отвечает: «Я ее перенес и уже давно забыл об этом. А ты все два часа пути с вожделением вспоминаешь о ней».

И тут пришла очередь улыбнуться уже Фоме.