— Иначе и быть не может, — сказал Синцов, — а пропажу мы разыщем, чего бы это ни стоило. За этим меня вызывали?
— А что, разве несерьезное дело эта кража у известного в этом селе, уважаемого всеми учителя? Вот и включись в поиски, — сказал Южин.
— Обязательно, товарищи! Дело приняло, если хотите, политическую окраску.
Пропажу мы нашли! Украл брошь местный житель, как оказалось, бывший полицай, который водил наших квартирьеров по домам.
Учитель, которому брошь была нами возвращена, был на седьмом небе. Он подружился в эти дни с чекистами, заходил к ним, рассказывал о довоенной Польше, о жизни «под Гитлером».
Чекисты подолгу с ним беседовали, говорили о Фредерике Шопене, читали сонеты Адама Мицкевича; ссылаясь на поэта, убеждали учителя перейти к активным действиям против фашистских захватчиков.
Южин читал:
— О-о, так это же «Пловец» несравненного, гениального Адама Мицкевича! — восклицал растроганный гость. Он был взволнован и просил майора Южина еще и еще раз прочесть стихотворение.
В беседах с гостем чекисты, стараясь выявить его связи в окрестных селах и в Люблине, узнали о том, что свояк учителя работает капелланом в том самом филиале люблинской тюрьмы, который их интересовал в последние дни.
Так у чекистов возникла возможность привлечь своего нового друга для перепроверки сообщения портного Ковальчика.
Было важно прощупать, кто из эсэсовцев или работников гестапо «заворачивает» делами в тюрьме и что происходит в последние дни в филиале. Попросили учителя съездить в Люблин посмотреть, как живет там свояк, какие там новости. Учитель согласился и отправился в Люблин.
Результаты превзошли наши ожидания.
«Опекал» тюрьму штурмбаннфюрер Вернер Функ, тот самый — знакомый по Брянским лесам!
Учитель подтвердил, что, по словам свояка, Функ в последние дни «из тюрьмы не вылезает», вызывает на допрос заключенных и, что бросается всем в глаза, только отпетых бандитов.
— Следует ожидать гостей! — заключил майор Синцов. — Ну что же, устроим им хороший прием!
Чекисты предупредили командование, проинструктировали своих оперативных работников, а гости… не заставили себя ждать.
Был ясный зимний солнечный день, когда майору Синцову, находившемуся в штабе вместе с дежурным по гарнизону комбатом Степаном Ефремовым, доставили записку командира батальона Грищенко. Он писал:
«Препровождаю задержанного нашими бойцами подозрительного человека. Говорит, что бежал из Люблина, из тюрьмы, и, узнав о том, что в этих местах действуют советские партизаны, решил присоединиться к ним, чтобы бороться за родную Польшу, против фашистов».
— Доставить задержанного сюда! — приказал связному Синцов. И, обратившись к Ефремову, попросил позвать в штаб переводчика Андрейку — украинского мальчика из Польши, на глазах у которого гитлеровцы вырезали его семью. Чудом ему удалось спастись, он долго скитался в лесу, встретился с партизанами и теперь стал приемным сыном у коменданта Ивана Коржа. Временами Андрейка помогал партизанам — он владел польским языком.
Ввели задержанного. Это был сутуловатый мужчина среднего роста, лет тридцати пяти — сорока, лысый, с угрюмым выражением на чуть рябоватом грязном лице. Одет задержанный был бедно. Внешне он держался спокойно, только чересчур уж часто опускал глаза.