— А я говорю, что так будет! Конечно, мне следовало знать, что вы не способны думать о нём! Иначе не надоумили бы поступать на Слизерин нищего полукровку!

— Я…

— Я знаю, что так будет! Вы заморочили ему голову, в радужных красках расписали Слизерин! И вам даже в голову не пришло, что вы-то были чистокровной и вполне обеспеченной, когда там учились. Нет бы подумать, что у вашего сына — папаша магл, и что ему придётся ходить в изношенных мантиях и пользоваться потрёпанными учебниками. Как думаете — хорошо его там примут?

У Эйлин всё-таки хватило совести опустить глаза.

— Но я не могу бросить мужа, — она упрямо сжала и без того узкие губы.

— А сына, значит, бросить можешь?

— Я его не бросаю! — возмутилась Эйлин.

— Ну это как посмотреть… — я горько усмехнулась. — Знаете, миссис Снейп, я ведь об этом знаю больше, чем мне бы хотелось. Я без родителей росла. Бросили они меня, — выплюнула я с уверенностью больше всех удивившей меня саму.

Ведь раньше всегда старалась верить, что меня каким-то таинственным образом потеряли, так или иначе, но лишились не по своей воле, а уж в крайнем случае — погибли, но никак не бросили.

— Зато бабушка моя меня любила. Она ради меня дар свой отдала — такой силы дар, какой вам тут и не снился! А потом и жизнь. Вот что это такое — когда не бросают. Когда любят. Когда всё отдать готовы ради ребёнка. Да если бы она увидела, что надо мной какой-то хмырь измывается, будь он хоть сто раз отцом мне по крови, — прибила бы его! А ты молчишь и терпишь, хотя никак нельзя сказать, что у тебя нет выбора. Есть! Ты же не простая женщина — беззащитная, которой деваться некуда. Неужто хоть умиротворяющий бальзам ему подливать додуматься не могла? Хотя это не выход, конечно… А вот шарахнуть по нему Ступефаем — как минимум — как только наглеть начнёт, не говоря о том, чтобы руки распускать, — это выход! Он же трус. Такие только на безответных нападают.

— Но как же… — Эйлин, казалось, искренне удивилась. — Тобиас никогда бы мне не простил!

Я тяжело вздохнула и сказала как только могла серьёзно и весомо:

— На твоём месте я беспокоилась бы о том, чтобы меня простил Северус. Но если этот кобель тебе дороже ребёнка, то, конечно, волноваться не о чем. Он ведь и Северуса бьёт, правда?

Я видела, что мои слова о кобеле возмутили Эйлин, но, видно, что-то в моём взгляде удержало её от вспышки.

— Бьёт? — повторила я вопрос.

— Нет… он… Северус сам… он… — забормотала она, отводя глаза в сторону.

И вот тут я, честно, не знаю, что удержало от взрыва меня. Несколько секунд слышалось только моё тяжёлое дыхание, я физически ощущала, как ярость плещется внутри, словно горючая смесь, — достаточно крохотной искры и…

К счастью, Эйлин это тоже ощутила и затаилась, глядя на меня с опаской.

Даже дядя Гарольд заметно нервничал. Протянул ко мне руку, но, так и не коснувшись, снова убрал.

Правильно, когда имеешь дело с повреждёнными боеприпасами или неуравновешенными стихийными магами в ярости, никогда не знаешь, что может спровоцировать детонацию…