Книги

Бельканто

22
18
20
22
24
26
28
30

– Хорошо, иди и начинай свою исповедь. У тебя уже есть в чем каяться. Это облегчает нашу задачу. – Отец Аргуэдас блефовал. Никто из террористов к исповеди не ходил, хотя многие присутствовали на службе, и он разрешал им принимать причастие вместе с другими. Он предполагал, что таково, быть может, распоряжение командиров – никаких исповедей.

Но Беатрис еще ни разу в жизни не была на исповеди. В ее родную деревню священник приезжал от случая к случаю, когда позволял график. Он был очень занятым человеком и окормлял огромный горный регион. Иногда его не видели месяцами. Но даже когда он приезжал, у него не было ни одной свободной минуты: все время отнимали службы и причастия, крещения, венчания, похороны и земельные споры. Исповедовали только преступников и неизлечимо больных, а не каких-то там бедных девчонок, все грехи которых ограничивались тем, что они кололи булавкой своих младших сестер и не слушались маму. Исповедь была занятием для очень старых или очень плохих людей, а Беатрис не относила себя ни к тем ни к другим.

Отец Аргуэдас поднял руку и заговорил очень мягко – кажется, с Беатрис больше никто не говорил таким голосом:

– Подойди ко мне. Я помогу тебе начать.

Ну что ж, подойти – дело нехитрое, и сесть на стул тоже. Он велел ей наклонить голову, затем положил руки ей на макушку и начал молиться. В саму молитву она не вслушивалась. Она слышала только отдельные слова, такие прекрасные: «Отец», «благословение», «прощение». Так приятно ощущать тяжесть его рук на голове. Когда наконец он закончил молитву и убрал руки, она почувствовала себя совершенно невесомой, свободной. Она подняла голову и улыбнулась ему.

– А теперь попробуй мысленно увидеть свои грехи, – сказал он. – Так полагается перед исповедью. Молись Господу, чтобы он даровал тебе мужество припомнить все свои грехи и мужество от них освободиться. А священнику нужно сказать так: «Благослови меня, отец, потому что я согрешила».

– Благослови меня, отец, потому что я согрешила. Отец Аргуэдас немного подождал, но Беатрис не знала, что говорить дальше, и только ему улыбалась.

– А теперь перечисли мне свои грехи.

– Какие грехи?

– Ну хорошо, – ответил он. – Начать с того, что ты подслушивала исповедь сеньора Мендосы, хотя и знала, что так делать нельзя.

Она энергично замотала головой:

– Это не грех! Я же вам говорила, нам положено все слушать!

На сей раз отец Аргуэдас положил руки ей на плечи, и снова на Беатрис снизошло чудесное успокоение.

– Если ты пришла на исповедь, то должна говорить всю правду без утайки. Через меня ты говоришь эту правду самому Господу, и я не передам твоих слов ни одной живой душе. Все это останется между тобой, мной и Господом. Это священное таинство, и ты никогда, никогда не должна лгать, если приходишь на исповедь. Тебе понятно?

– Понятно, – прошептала Беатрис. Священник такой красивый, пожалуй, даже красивее Гэна, который ей раньше немного нравился. Все остальные заложники были слишком старыми, а парни из отряда – слишком молодыми. Ну а командиры… Командиры были командирами.

– Молись! – сказал священник. – Постарайся как следует понять суть таинства.

Отец Аргуэдас так ей нравился, что Беатрис заставила себя думать о таинстве. Как приятно чувствовать его руки на своих плечах! Она закрыла глаза и начала молиться. И внезапно ей все стало ясно. Да, слушать чужую исповедь нехорошо! Она осознала это так ясно, словно видела свой грех воочию, и осознание это привело девушку в восторг.

– Я исповедуюсь в том, что подслушивала. – Всего-то и делов, что сказать об этом вслух, и грех сам собой от нее уплывет, перестанет быть ее грехом.

– А что еще?

Что же еще? Она снова задумалась. Напряженно всматривалась закрытыми глазами в темноту, в то место, где, как она знала, грехи собираются вместе, складываются в поленницу, готовую в ту же минуту вспыхнуть и сгореть без следа. Да-да, было и еще. Было столько всякого «еще»… Она увидела перед собой все свои грехи. Но их было так много, что она не знала, с чего начать, как их назвать, как выразить словами.