Тогда Рубен сел на пол вместе с мальчиком и показал ему ту страну, в которой они все находились в настоящий момент и которая была на глобусе плоской и розовой.
– Вот здесь мы живем, – сказал он. Ишмаэль был самым мелким из всех, настоящим ребенком. Рубену захотелось посадить его к себе на колени, обнять.
– Ты здесь живешь, – повторил мальчик.
– Нет, не только я, – ответил Рубен. Где теперь его собственные дети? Что они сейчас делают? – Мы оба.
Ишмаэль вздохнул и поднялся с пола, разочарованный твердолобостью своего друга.
– Ты не умеешь играть, – сказал он.
– Не умею, – согласился Рубен, рассматривая башмаки мальчишки. Те пребывали в плачевном состоянии. Подошва у правого вот-вот готова была отвалиться. – Знаешь что, послушай-ка меня. Иди наверх, зайди в самую большую спальню, какую найдешь. Открой там все двери, – в конце концов увидишь маленькую кладовку, набитую женскими платьями. В этой кладовке пар сто разных туфель. Ты поищи и найдешь теннисные, которые тебе наверняка будут впору. А может, там есть и ботинки.
– Я не буду надевать женские туфли.
– Теннисные туфли и ботинки не женские, – покачал головой Рубен. – Мы просто их там держим. Звучит, конечно, глупо, но ты мне поверь.
– Просто смешно, что мы вот так тут сидим, – сказал Франц фон Шуллер. Гэн перевел его слова на французский для Симона Тибо и Жака Метисье, а затем на японский для господина Хосокавы. Кроме Франца, среди заложников имелось еще два немца. Беседующие стояли перед пустым камином и пили грейпфрутовый сок – волшебное угощение, лучше всякого шотландского виски. Горечь на языке возвращала ощущение жизни. Сегодня заложникам впервые принесли этот сок.
– Эти люди – просто дилетанты. И те, кто внутри, и те, кто снаружи.
– Что же вы предлагаете? – спросил Симон Тибо. Он обмотал шею голубым шарфом своей жены, так что концы свешивались на спину. Шарф мешал окружающим принимать Тибо всерьез.
Проходивший мимо Пьетро Дженовезе попросил Гэна перевести разговор также и для него. Он неплохо понимал по-французски, но не знал немецкого.
– Оружие от нас никто не прячет, – продолжал Шуллер шепотом, хотя, похоже, никто из его собеседников не разбирал немецкого. Все ждали Гэна.
– И мы пулями проложим себе путь к свободе. Как в кино, – сказал Пьетро Дженовезе. – Это что, грейпфрутовый сок? – Казалось, разговор успел ему надоесть еще до того, как он в него встрял. Он строил аэропорты. Если в стране развивается промышленность, ей обязательно нужны аэропорты.
Гэн поднял руку.
– Прошу вас, одну минутку. – Он еще переводил с немецкого на японский.
– Нам понадобится десяток переводчиков и арбитраж ООН, прежде чем мы решимся напасть хоть на одного подростка с ножом, – сказал Жак Метисье, обращаясь не столько к другим, сколько к себе. Он успел побыть французским послом в ООН и знал, о чем говорит.
– Я и не говорю, что все обязаны согласиться, – возразил фон Шуллер.
– Вы что, хотите попробовать в одиночку? – спросил Тибо.