Они с Грим смотрели друг на друга. Ночь, полная звезд и облаков, обрамляла их лица. Они явно разговаривали между собой. Ментально. Ведьма покачала головой. Бел невозмутимо воспринял то, что она ему сказала. А потом неожиданно в его взгляде забрезжила надежда, после нее – гнев, отчаяние, нежелание, после чего он закрыл глаза и с глубочайшей горечью опустил голову. Грим исчезла.
Ведьма больше ничего не могла для меня сделать. Вот что она только что сообщила Белу. Я знала это, я чувствовала.
Меня беспокоило его горе. Медленно и с невероятным трудом я подняла руку. Мои пальцы нашли щеку Бела. Он болезненно сдвинул брови, как будто мое прикосновение было для него невыносимо. Желваки на челюсти напряглись до предела.
«Такой серьезный», – шепнула я мысленно. Не вопрос, не упрек, всего лишь описание его нечеловечески прекрасного лица.
Тогда Бел распахнул глаза. Взгляд упрямо устремлен в одну точку.
Что-то в нем изменилось. Он выглядел замкнувшимся, отстраненным. Решительным и неуверенным одновременно.
«Грим не может тебя вылечить», – кратко сказал он мне.
Я слегка надавила ему на щеку. Немая просьба посмотреть на меня. Он ее исполнил.
«Мне давно это известно».
Я старалась придать своему голосу больше спокойствия и сдержанности, чтобы облегчить ему прощание, но Бел, казалось, совершенно меня не слушал. Его мысли занимало что-то другое.
«Но она полагает, что твой иммунитет привязан к твоей душе. Если я отделю ее от тела, возможно, сумею тебя исцелить, а потом вернуть твою душу обратно в…»
«
«Тшш… – он прижался губами к моему виску и, успокаивая, погладил по волосам. – Знаю, как пугающе это для тебя звучит. Но это шанс. Пожалуйста, разреши мне попробовать».
«Нет, нет, нет, – бормотала я снова и снова. – Пожалуйста, не поступай так со мной. Не запирай меня. Не лишай меня свободы».
В сознание вторглись образы флаконов Януса. Так много душ, заключенных на веки вечные. Я так не смогу. Никогда.
Бел напрягся. Его крепкая грудь задрожала, словно он вот-вот взревет или встряхнет меня, но ничего подобного он не сделал. Он просто продолжал обнимать меня, внимательно следя за тем, чтобы не причинять мне боль.
«Я не могу позволить тебе умереть, пойми же… – голос почти его не слушался. – Ты не можешь требовать этого от меня. Не можешь, пока есть возможность тебя спасти».
Его слова шли от чистого сердца. Искренние, несдержанные и пропитанные всепоглощающим отчаянием. У меня пропал дар речи. Я знала, что нравлюсь ему. И знала, что он собственник с сильным инстинктом защитника. Но это казалось чем-то большим, нежели муками совести, властностью или привязанностью. Могла ли смертная так много значить для демона? Могла ли я так много значить для Бела? Если это действительно так, он обязан смириться с моим последним желанием.
«Ты должен дать мне уйти…»
Бел немного отстранился, чтобы посмотреть на меня. В его взгляде светилась боль. Такие красивые глаза. Как глубокие таинственные озера невыплаканных слез.