Посетитель отсчитал из толстой пачки три купюры, добавил пятьдесят центов, чтобы получился доллар на чаевые. Вся троица не сводила глаз с его тонких, почти женских рук, когда он прятал деньги в карман. Затем они снова уставились на экран. Невысокий мужчина сел в кабинке позади пары посетителей. Он закинул ноги повыше, устроился в углу и тоже повернулся к телевизору. Все четверо оставались в таком положении минут пять, пока двери снова не открылись и в баре не появился еще один посетитель; в зубах он держал незажженную сигару. Он двигался так тихо, что на него обратили внимание, только когда он оказался в футах четырех от стойки. В этот момент один из мужчин бросил взгляд налево и присвистнул:

— Томми, да у тебя в баре черномазый пацан.

Малыш Том и другой посетитель на секунду оторвались от хоккейного матча и посмотрели на темнокожего мужчину, который уселся на табурет у дальнего конца стойки.

— Виски, пожалуйста, — произнес он низким спокойным голосом.

Малыш Том не пошевелился: сначала этот гомик, теперь ниггер, ну и вечерок. Он перевел взгляд на дорогую рубашку чернокожего, его тщательно отглаженные джинсы, двубортный щегольский пиджак.

— Ты не из нашего города, пацан?

— Можно сказать и так.

Он даже не моргнул в ответ на второе за последние тридцать секунд оскорбление.

— В паре миль отсюда есть заведение для ниггеров, — продолжал Малыш Том, — там выпьешь.

— Мне здесь нравится.

— Ну, а ты мне здесь не нравишься. Шевели задницей, пацан, пока я не вышел из себя.

— То есть мне здесь не нальют?

— Нет. А сейчас мотай отсюда, или мне самому заставить тебя убраться?

Слева от него двое мужчин зашевелились, готовясь к потасовке. Однако объект их внимания невозмутимо достал из кармана бутылку виски и отвинтил крышку. Малыш Том полез правой рукой под прилавок. Оттуда он достал «лузвиль».

— Ты не можешь здесь пить, пацан, — предупредил он.

— Жаль, — произнес чернокожий. — И не называй меня пацаном. Мое имя Луис.

Затем он опрокинул бутылку и стал смотреть, как ее содержимое растекается по бару. Тонкая струйка повернула вдоль стойки — бортик не дал жидкости пролиться на пол — и протекла между тремя мужчинами. Они с удивлением взглянули на Луиса, прикурившего латунной зажигалкой «зиппо».

Луис встал и выпустил струю сигарного дыма.

— Ну, держитесь, белые засранцы, — произнес он и бросил горящую зажигалку в виски.

Мужик с татуировкой резко стукнул по крыше «линкольна». Мотор взревел, и машина дернулась пару раз, прежде чем сорваться с места в облаке грязи, сухих листьев и выхлопных газов. Казалось, на мгновение тело Эррола Рича замерло в воздухе, потом распрямилось. Его длинные ноги бессильно забились в воздухе. С губ сорвался хриплый звук, глаза выпучились, а веревка впивалась в его шею все сильнее и сильнее. Его лицо налилось кровью, задергалось в конвульсиях, красные капли потекли по груди, подбородку. Прошла целая минута, а Эррол продолжал сопротивляться.