Я уже подошел к двери, когда увидел отраженное в окне лицо Рут Блайт: нечеловеческая мука, борьба между отчаянным желанием ухватиться за призрачную надежду, подброшенную Медведем, и знанием того, что надежда эта рассыплется пеплом в ее руке, едва она дотронется до нее. Я толкнул дверь и вышел во двор.

На улице Медведь пыхтел сигаретой и пытался заигрывать с собакой Блайтов. Пес не обращал на него никакого внимания.

— Привет, Медведь.

Я помнил его еще со времен своей юности, когда он был ненамного меньше в размерах и почти такой же недотепа. Он жил в маленьком домике в Экорне вместе с матерью, двумя старшими сестрами и отчимом. Они были порядочные люди: мать работала в Вулуорсе, отчим занимался доставкой содовой. Их уже не было в живых, а сестры жили неподалеку, в Южном Уиндхаме. Это оказалось весьма удобно, пока Медведь проводил три месяца в исправительном заведении в Уиндхаме: он оказался там в возрасте двадцати лет за разбой. Это был его первый тюремный опыт, и ему повезло не преумножить его в последующие годы. Какое-то время он шоферил, потом уехал в Калифорнию; была какая-то разборка, в результате которой появились один покойник и один калека. Хотя сам Медведь в потасовке не участвовал, следовало ждать мести, и сестры уговорили его убраться восвояси. Навсегда. В Лос-Анджелесе он подрабатывал, убирая кухню в какой-то забегаловке, потом снова попал в плохую компанию и закончил в тюрьме Мул-Грик. По сути, злобы как таковой в нем не было, но от этого он не стал менее опасным. Он был слепым орудием в чужих руках, готовым на все ради денег, работы, а то и просто за компанию. Медведь видел мир не совсем таким, каким он был на самом деле. Сейчас он вернулся домой, но, судя по нему, так же, как и прежде, не мог найти себе места, казался потерянным и одиноким.

— Я не могу с тобой разговаривать, — сразу заявил он, едва я встал рядом с ним.

— Почему?

— Мистер Сэндквист предупредил меня, чтобы я не делал этого. Он сказал, что от тебя добра не жди.

— В каком смысле?

Медведь улыбнулся и погрозил мне пальцем:

— У-у, меня не проведешь.

Я шагнул на траву, присел на корточки и вытянул руки ладонями кверху. Пес немедленно приподнялся и, помахивая хвостом, не спеша приблизился ко мне. Подойдя, он обнюхал мои пальцы, затем ткнулся мордой в ладонь, и я стал чесать у него за ушами.

— А че он ко мне не подошел? — спросил Медведь. В его голосе прозвучала обида.

— Может быть, он тебя побаивается, — предположил я и сразу пожалел об этом, увидев гримасу огорчения на его лице. — А может, он чувствует запах другой собаки на моих руках. Да уж, ты боишься большого Медведя, приятель? Он не такой уж страшный.

Парень опустился на корточки рядом со мной, двигаясь настолько медленно и доброжелательно, насколько ему позволяла его громоздкая фигура. Он провел своими огромными пальцами против шерсти на голове пса. У того в глазах вспыхнул тревожный огонек, почувствовалось напряжение в теле, затем оно стало медленно проходить по мере того, как пес начал ощущать, что от большого человека не исходит никакой угрозы для него. От удовольствия собака закрыла глаза.

— Это была собака Кэсси Блайт, Медведь, — произнес я и заметил, как на мгновение замерла рука великана, до этого спокойно перебирающая собачий мех.

— Хороший пес, — заметил он.

— Да, хороший... Медведь, почему ты это делаешь?

Он ничего не ответил, но я заметил, в глубине его глаз появилось выражение вины, мелькнуло, как рыбка, которая тут же исчезла в предчувствии приближающегося хищника. Он хотел было убрать руку, но пес поднял морду и прижимался к его пальцам до тех пор, пока тот снова не начал ласкать его. Я предоставил ему заниматься этим в свое удовольствие.

— Я знаю, что ты никому не хотел причинять боль, Медведь. Помнишь моего деда? Он был помощником шерифа в округе Кумберленд.

Медведь молча кивнул.