Различия между биологической ориентацией Фрейда и нашей социальной имеет особое значение применительно к проблемам характерологии. Фрейд – и на основании его открытий Абрахам, Джонс и другие – полагали, что ребенок испытывает удовольствие в так называемых эрогенных зонах (рот и анальное отверстие) в связи с процессами кормления и дефекации; в результате чрезмерной стимуляции, фрустрации или от природы увеличенной чувствительности эти эрогенные зоны сохраняют свой либидозный[11] характер и в последующие годы, когда при нормальном развитии первостепенное значение приобретает генитальная зона. Предполагается, что такая фиксация на прегенитальном уровне приводит к сублимациям и формированию реакций, которые становятся частью структуры характера. Так, например, человек может испытывать влечение накапливать деньги или другие объекты, потому что это сублимация неосознанного желания сохранить экскременты. Другой пример: человек может ожидать, что будет получать все – помощь, знания и т. д. – не в результате собственных усилий, а от кого-то другого, что является сублимацией бессознательного желания, чтобы его кормили.

Наблюдения Фрейда имеют огромную важность, но он дал им ошибочное толкование. Он правильно опознал страстную и иррациональную природу этих «оральных» и «анальных» черт характера. Он обнаружил также, что такие желания отражаются на всех сторонах личности – сексуальной, эмоциональной, интеллектуальной – и окрашивают все действия человека. Однако он принял причинно-следственную связь между эрогенными зонами и чертами характера за обратную тому, что есть на самом деле. Желание получить все, чем человек хочет обладать – любовь, защиту, знания, материальные объекты – пассивно, из внешнего источника, развивается в характере ребенка как реакция на опыт общения с другими. Если благодаря такому опыту чувство собственной силы уменьшается из-за страха, если его инициатива и уверенность в себе парализуются, если враждебность развивается и подавляется, а одновременно его отец или мать предлагают привязанность и заботу в обмен на подчинение, такое сочетание приводит к установке, при которой ребенок жертвует активным овладением своими возможностями и вся его энергия направляется в сторону внешнего источника, из которого со временем придет исполнение всех его желаний. Такое отношение приобретает столь страстный характер, потому что это единственный способ, которым индивид может попытаться реализовать все свои желания. То, что часто такие люди видят во сне или мечтают о том, что их кормят, дают им грудь и т. д., является следствием того факта, что рот чаще, чем любой другой орган, используется для выражения рецептивной установки; это выражение отношения к миру на языке тела.

То же верно и для «анальной» личности; такой человек на основании своего конкретного опыта более отстранен от других, чем «оральный», ищет безопасность в превращении в самодержавную, самодостаточную систему, для которой служит угрозой любовь или любое другое направленное вовне отношение. Несомненно, такая установка во многих случаях сначала возникает в связи с кормлением или дефекацией, которые в раннем возрасте являются основными видами деятельности ребенка, а также основными сферами, в которых выражаются любовь или подавление со стороны родителей и дружелюбие или сопротивление со стороны ребенка. Впрочем, чрезмерная стимуляция и фрустрация в связи с эрогенными зонами самими по себе не ведут к фиксации на таких установках в характере человека; хотя ребенок испытывает определенные приятные ощущения в связи с кормлением и дефекацией, это удовольствие не приобретает важности для развития характера, если только не представляет на физическом уровне установки, коренящейся в целостной структуре характера.

Для ребенка, который уверен в безусловной любви матери, внезапное прекращение грудного вскармливания не будет иметь каких-либо тяжелых характерологических последствий; ребенок, испытывающий недостаточную уверенность в материнской любви, может приобрести «оральные» черты, даже если процесс вскармливания проходил без особых нарушений. «Оральные» или «анальные» фантазии или физические ощущения в последующие годы не важны по причине физического удовольствия, которое они предполагают, или какой-либо таинственной сублимации этого удовольствия; они важны только в силу специфического вида отношения к миру, которое лежит в их основе и которое они выражают.

Характерологические открытия Фрейда могут стать плодотворными для социальной психологии только с этой точки зрения. Если мы всего лишь будем считать, например, что анальный характер, типичный для европейского нижнего среднего класса, порождается определенным ранним опытом в связи с кормлением и дефекацией, это едва ли даст нам какие-то основания для понимания того, почему определенный класс должен иметь анальный социальный характер. Если же мы поймем это как одну из форм связи с другими людьми, коренящуюся в структуре характера и являющуюся результатом опыта контактов с внешним миром, мы получим ключ к пониманию того, почему весь образ жизни низов среднего класса, узость взглядов, изоляция, враждебность приводят к развитию такой структуры характера.

Третье важное различие тесно связано с двумя предыдущими. Фрейд на основе своей ориентации на инстинкты и глубокого убеждения в порочности человеческой природы склонен интерпретировать все «идеальные» мотивы действий человека как результат чего-то «низкого»; примером служит его объяснение чувства справедливости результатом изначальной зависти ребенка к любому, кто имеет больше, чем он сам. Как указывалось выше, мы полагаем, что такие идеалы, как правда, справедливость, свобода, хотя они часто оказываются просто словами или рационализацией, могут быть искренними побуждениями, и что любой анализ, не рассматривающий эти побуждения как динамические факторы, ошибочен. Такие идеалы не носят метафизический характер; они коренятся в условиях человеческой жизни и могут анализироваться соответственно. Опасение скатиться к метафизическим или идеалистическим концепциям не должно мешать такому анализу. Задача психологии как эмпирической науки – изучать мотивацию идеалами, также как и связанные с ними моральные проблемы, тем самым освобождая наши размышления о таких предметах от неэмпирических и метафизических элементов, затемняющих вопрос при его традиционном рассмотрении.

Наконец, следует упомянуть еще одно расхождение. Оно касается различения психологических феноменов нужды и изобилия. Примитивный уровень человеческого существования характеризуется нуждой. Существуют настоятельные потребности, которые должны удовлетворяться прежде всего остального. Только когда у человека остается время и энергия после удовлетворения первичных потребностей, может развиться культура и вместе с ней те устремления, которые касаются феномена изобилия. Свободные (спонтанные) действия всегда феномен изобилия. Психология Фрейда – это психология нужды. Он определяет удовольствие как удовлетворение, являющееся результатом разрядки болезненного напряжения. Феномены изобилия, такие как любовь или нежность, на самом деле не играют роли в его системе. Он не только игнорировал такие феномены, для него характерно ограниченное понимание явления, которому он уделял так много внимания: секса. В соответствии со своим определением удовольствия Фрейд видел в сексе только элемент физиологической необходимости и в сексуальном удовлетворении – облегчение болезненного напряжения. Сексуальное влечение как феномен изобилия и сексуальное удовольствие как спонтанная радость, суть которого не отрицательное снятие давления, не имели места в его психологии.

Каков принцип интерпретации, использованный в этой книге для понимания человеческого базиса культуры? Прежде чем ответить на этот вопрос, полезно вспомнить основные направления интерпретации, отличающиеся от нашего собственного.

1. «Психологический» подход, характерный для мышления Фрейда, в соответствии с которым феномены культуры коренятся в психологических факторах, что приводит к инстинктивным побуждениям, на которые в свою очередь влияет общество исключительно благодаря некоторой степени подавления. Следуя такой линии интерпретации, фрейдистские авторы объясняют капитализм как исход анального эротизма и развитие раннего христианства как результат амбивалентности по отношению к образу отца.

2. «Экономический» подход, представленный ошибочным приложением марксова понимания истории. В соответствии с этим взглядом субъективные экономические интересы есть причина феноменов культуры, таких как религия и политические идеи. С такой псевдо-марксистской точки зрения можно пытаться объяснить протестантизм всего лишь как ответ на определенные экономические потребности буржуазии.

3. Наконец, существует «идеалистическая» позиция, представленная анализом Макса Вебера в «Протестантской этике и духе капитализма». Он утверждает, что новые религиозные идеи ответственны за развитие нового типа экономического поведения и нового духа культуры, хотя подчеркивает, что такое поведение никогда не бывает определено исключительно религиозными доктринами.

В противоположность этим объяснениям мы полагаем, что идеологии и культура в целом коренятся в социальном характере; что сам социальный характер формируется образом жизни в данном обществе; в свою очередь доминирующие черты характера становятся продуктивными силами в общественном процессе. Применительно к проблеме духа протестантизма и капитализма я старался показать, что распад средневекового общества угрожал среднему классу, и эта угроза привела к возникновению чувств бессилия, изоляции и сомнениям; что такие психологические изменения определили привлекательность доктрин Лютера и Кальвина; что эти доктрины усилили и стабилизировали характерологические изменения; что развившиеся таким образом черты характера стали продуктивными силами развития капитализма, который в свою очередь стал следствием экономических и политических перемен.

Тот же принцип объяснений был применен в отношении фашизма: низы среднего класса реагировали на определенные экономические изменения, такие как растущая сила монополий и послевоенная инфляция, что привело к усилению некоторых черт характера, а именно садистских и мазохистских влечений; нацистская идеология привлекала таких людей и усиливала эти черты; новые черты характера сделались эффективными силами, поддерживавшими распространение германского империализма. В обоих случаях мы видим, что когда определенному классу угрожают новые экономические тенденции, он реагирует на угрозу психологически и идеологически, а вызванные такой реакцией психологические изменения способствуют развитию экономических сил, даже если эти силы противоречат экономическим интересам данного класса. Мы видим, что именно так действуют экономические, психологические и идеологические факторы: человек реагирует на изменения внешней ситуации изменениями в себе самом, а эти психологические факторы в свою очередь способствуют формированию экономических и социальных процессов. Экономические силы действенны, но их следует понимать не как психологическую мотивацию, а как объективные условия; психологические силы действенны, но их следует понимать как исторически обусловленные; идеи действенны, но их следует понимать как коренящиеся в целостной структуре характера членов социальной группы. Несмотря на взаимозависимость экономических, психологических и идеологических сил, каждая из них также обладает определенной независимостью. Это особенно справедливо для экономического развития, которое, будучи зависимым от объективных факторов, таких как природные ресурсы, техника, географическое положение, происходит в соответствии с собственными законами. Что касается психологических сил, мы уже указывали, что это верно и для них: они формируются внешними условиями жизни, однако обладают собственной динамикой; другими словами, они являются выражением человеческих потребностей, способных изменяться, но не исчезать. В идеологической сфере мы находим сходную автономию, заданную законами логики и традициями научного познания, сложившимися на протяжении истории.

Мы можем сформулировать этот принцип в терминах социального характера: социальный характер является результатом динамической адаптации человеческой природы к структуре общества. Меняющиеся общественные условия приводят к изменениям социального характера, т. е. к новым потребностям и тревогам. Эти новые потребности порождают новые идеи и делают человека восприимчивым к ним; новые идеи в свою очередь стабилизируют и укрепляют новый социальный характер и определяют действия человека. Иначе говоря, общественные условия влияют на идеологические феномены через характер; характер, с другой стороны, является результатом не пассивной адаптации к общественным условиям, а динамического приспособления на основании элементов, заложенных в человеческой природе или биологически, или являющихся результатом исторической эволюции.

Примечания