— Вероятно, она хотела как можно дольше видеть в тебе ребенка, — сказала Джейн, размышляя вслух. — Может быть, это произошло из-за твоего брата.

— Я думаю, что его заболевание угнетало нас в гораздо большей степени, чем нам это представлялось. Ведь именно его болезнь стала причиной, по которой я начал изучать медицину и стал детским хирургом. Большинство детей, которыми мне приходится заниматься, страдают теми или иными врожденными уродствами, например, волчьей пастью или заячьей губой. Как бы то ни было, — продолжал он после долгой паузы, — я поступил в Гарвардский медицинский колледж. Он был хорош тем, что для обучения там мне не надо было уезжать из нашего штата, а Гарвард — дорогое удовольствие. Мне повезло еще и в том, что там можно было посещать только те курсы и семинары, которые меня интересовали или были нужны.

Неожиданно на его лице появилась широкая, почти детская улыбка.

В течение нескольких минут он говорил и выглядел, как подросток.

— Это было просто великолепно. Я не говорил на эти темы уже много лет. Как это здорово, что мы заново узнаем друг друга.

— Расскажи мне о нашем первом свидании, о том, как мы встретились.

— Можно сказать, что оно было подстроено.

— Кем?

— Одной нашей общей знакомой, кажется, ее звали Марси Таннер. Ну конечно, это была она. Добрая старая Марси. Недавно я поинтересовался, где она и что с ней. Она третий раз замужем и живет в Южной Америке, это все, что я о ней знаю.

— А наша любовь была любовью с первого взгляда?

— Ты шутишь? Мы ненавидели и презирали друг друга и вообще чувствовали друг к другу отвращение.

Она попыталась изобразить на лице удивление, но у нее ничего не вышло. Все же она инстинктивно отодвинулась к окну, чтобы быть подальше от человека, которого ненавидела и презирала и сам вид которого был ей противен каких-нибудь двенадцать лет назад.

— Как раз незадолго до этого мое сердце было вдребезги разбито одним нежным юным созданием, — объяснил он, — а ты была по горло сыта компанией молодых эгоистичных врачей, поэтому мы оба проявляли максимум осторожности. Мы пришли на вечеринку. Я даже помню, в чем ты была одета: серое платье с маленьким розовым бантиком на воротнике. Ты выглядела чертовски привлекательной. Но так как мое сердце было разбито, то я не спешил окунуться в новый роман и старался показать это как можно яснее: «Эй вы там! Я — доктор Майкл Уиттекер, и у меня нет никакого желания заводить шашни ни с одной из вас, поэтому восхищайтесь мной издали и не питайте никаких надежд».

Она расхохоталась.

— Это не очень-то похоже на тебя.

Она села в прежнее положение и расслабилась. Звуки его голоса убаюкали ее бдительность.

— Мы не соглашались ни в чем, о чем бы ни шла речь. Я любил фильмы, где герои активно действовали, ты — предпочитала импортные психологические картины. Я любил пиво и сандвичи, а ты предпочитала вино и сыр; ты обожала классическую музыку, я любил рок и блюз. Ты могла часами говорить о литературе, а единственной книгой, которую я прочел к тому времени, была «Анатомия» Грея. Я был фанатиком спорта, а ты не могла отличить «Бостон селтикс» от «Бостон ред сокс».

— Кажется, по ходу знакомства мы все же сумели заключить мир.

— Для этого потребовалось довольно много времени. Большую часть того вечера каждый из нас ждал, что другой совершит ошибку, которая послужит подтверждением того, что мы совершенно не подходим друг другу. Но мы не совершили таких ошибок. Кончилось тем, что я пригласил тебя на танец. Это была медленная старинная мелодия. Джонни Матис пел «Полночь вечности» или что-то в этом роде. Вот тут-то все и началось. Этот танец решил все.

— Противоположности притягиваются, — улыбнулась она.