— Вас не устраивала политика центра в том, что касалось воспитания детей. Скажите, с чем еще вы не были согласны?
Она бросила на меня беспокойный взгляд и пожала плечами.
— Что-то было… они просто все делали по-другому. Но многим так было лучше.
В последней фразе прозвучал вызов. Кого же она пыталась убедить?
— Что, например? — спросила я и тут же осознала, что мною движет
Но Хизер, казалось, даже не услышала моего вопроса.
— Я все вспоминаю, как впервые приехала туда. Было так весело, все вокруг были такими счастливыми. Мне было очень хорошо — впервые за много лет.
Ее глаза наполнились слезами. Эти слова напоминали то, как люди с ностальгией вспоминают о начале отношений после их окончания.
— Наверное, все дело во мне. Если даже там мне в итоге стало плохо, может, так будет всегда. Наверное, они были правы. Я боюсь быть счастливой. Ну зачем мы уехали?
— Вы сделали выбор, который сочли правильным. Вы хотели защитить своего ребенка.
Я повторила то же самое, что говорила в первый день.
— Не знаю, — нерешительно протянула Хизер. — Может, надо вернуться туда, когда я отсюда выйду…
— Не думаю, что сейчас вам стоит принимать какие-либо решения. Вы здесь, чтобы взять паузу и сосредоточиться на выздоровлении.
По лицу Хизер было видно, что она ускользает от меня.
— Как вы думаете, вам удастся сосредоточиться на себе?
Она молчала. Если бы я продолжала настаивать на ответе, она бы совсем закрылась, поэтому я предложила:
— Может быть, поговорим о чем-то еще? Вы упоминали свою знакомую Эмили. Не хотите рассказать о ней?
Она выглядела виноватой.
— Когда мы жили в коммуне уже несколько месяцев, нас приставили к новичкам — мы должны были стать им духовными сестрами или братьями и везде с ними ходить. Эмили всего восемнадцать. Она тоже пыталась покончить с собой. Так она там и оказалась.
Где теперь эта девушка? Если она склонна к суициду, то этот центр — самое худшее для нее место. Меня охватила тревога.