Но это не было прогулкой — он собрался в цирк расследовать дело о собачьей смерти. От цирка — пять минут до Полицейского управления.

Каролина дала ему портреты госпожи Красницкой, очень хорошо сделанные и вписанные в овальные медальоны. Было их четыре. Себе она оставила два — чтобы переслать их в Санкт-Петербург. И попросила также Лабрюйера, раз уж он хорошо знаком с буфетчиком во «Франкфурте-на-Майне», побольше узнать о чете Красницких. Глядишь, что-то и пригодится.

Телефонировав Линдеру, Лабрюйер предупредил о своем приходе и осведомился — нет ли результатов исследования собачьего трупа.

— Обычный крысиный яд, — сказал Линдер. — Он в каждом доме, наверно, имеется. Нет чтоб экзотика, рыбина японская, которая вроде русской рулетки — то ли отравишься, то ли нет.

— Какая рыбина?

— Я в газете читал, названия не помню, а только от нее задыхаются, как от синильной кислоты.

В цирке Лабрюйер отыскал конюха Орлова и предложил посидеть вместе в ближайшем пивном погребке. Очень хотелось еще раз проговорить все подробности дела и потолковать о кандидатах в убийцы.

— Отчего бы нет? — почти сразу согласился конюх. — Есть погребок на Парковой улице, куда наши ворота выходят. Вот приберусь, вывезу навоз, умоюсь — и тут же прибегу.

— Тут же? — усомнился Лабрюйер.

— Ну да, через двор пройду. Попрошу — мне ворота приоткроют, чтобы не вокруг квартала галопом скакать.

— Так пойдем сразу вместе.

— И то дело. Вы меня в шорной обождите.

Но Лабрюйер не стал торчать в шорной. Ему было любопытно исследовать все подступы к конюшне и ныне пустой собачьей загородке. На манеже репетировали, в форганге тоже, туда он соваться не стал.

Он заглянул во все доступные закоулки, исследовал выходы из закулисья в фойе и не сумел справиться с соблазном — пошел к помещению, где упражнялись борцы и атлеты. Там было тихо — значит, пока что пусто. Лабрюйер, как всякий здоровый мужчина, хотел попробовал потягать железо — хотя бы гирю-пудовку, убедиться, что он еще ого-го. Он даже расстегнул пальто, собираясь скинуть его.

Но в помещении были двое мужчин. Один резко повернулся к Лабрюйеру, другой — так же резко отвернулся.

— Это вы, господин Лабрюйер? — спросил атлет Штейнбах. — Добрый день. Все еще ищете собачьего убийцу? Бросьте. Как я понимаю, это еще можно было сделать по горячим следам. А сейчас — бесполезно.

— Боюсь, что вы правы, господин Штейнбах. Но я люблю решать сложные задачки, — ответил Лабрюйер из чистого упрямства. — Извините, что побеспокоил.

И он вышел.

Некоторое время спустя конюх Орлов освободился, и вскоре Лабрюйер с конюхом уже спускались в пивной погребок. Время было еще не пивное, заведение только что открылось, парень за стойкой явно скучал.

— Две кружки бауского пива, светлого, — приказал Лабрюйер и тогда только обратил внимание на мужчину у стойки, толковавшего с хозяином и вдруг замолчавшего.