Встреча длилась ровно миг. Потом Иоанна д’Арк стала тыкать вилкой в кусочек мяса, а Лабрюйер схватил столовый прибор, хотя перед ним даже закуски еще не стояло, и воззрился на пустую тарелку. Пару секунд спустя он обозвал себя старым дураком.
Мало ли в Риге ресторанов? И мало ли в том же «Франкфурте-на-Майне» мест, откуда не виден этот злосчастный профиль???
Сейчас пересаживаться было нелепо.
Вдруг госпожа Красницкая встала и быстро подошла к столику Лабрюйера. Он вскочил.
— Я хотела поблагодарить вас. Эта брошка мне очень дорога… и вы… и я вам… я только пожелать могу! Чтобы вы никогда не теряли близких…
Она повернулась, подол тяжелой юбки хлестнул по ногам Лабрюйера. Ее мужчина уже смотрел на нее с неодобрением. Она вернулась к столику и услышала короткий выговор — шепотом, чуть ли не сквозь зубы.
Ага, голубушка, подумал ошарашенный Лабрюйер, связалась с жуликом, так терпи. Но это была одна мысль, на самом деле ошалевшее сознание одновременно породило вторую, и они были — как выстрел из двустволки. Вторая ни в какие логические ворота не лезла — она состояла из одного слова, повторенного многократно: «Ты, ты, ты…»
Глава пятая
Лабрюйер ни слова не сказал фотографессе о своем цирковом следствии. Зайдя после обеда в ателье, он отпустил Каролину и Яна на полчаса и посидел там немного, отвечая на телефонные звонки и записывая заказы. Когда пришли сниматься две гимназистки с мамашами, он развлекал их, пока не пришла Каролина.
Потом он пошел на Ключевую — искать мадмуазель Мари.
По документам она звалась Марьей Скворцовой и оказалась девицей лет двадцати двух, со стройной и ладной фигуркой и с простым бесцветным личиком.
В цирк она действительно попала по знакомству — двоюродная сестра была замужем за дирижером циркового оркестра. Собачек купила и дрессировала потому, что страстно любит животных. А карьера артистки — все же лучше, чем карьера гувернантки (Лабрюйер понял, что любовь к детям в девице еще не проснулась).
— Есть ли у вас враги среди артистов и цирковых служителей? — спросил Лабрюйер.
Марья Скворцова поклялась, что врагов не имеет, никто за ней не увивался, никого она ничем не обидела.
— Вот только Анну Карловну… — вспомнила она.
— Что за Анна Карловна?
— Я ее взяла ходить за собачками — кормить, гулять с ними, помогать на репетициях. Я бы и сама могла, но так полагается, я же артистка… — мадмуазель Мари вздохнула. — Что же делать-то? Не вышло из меня артистки… А ведь все так хорошо получалось, я два платья сшила!..
— Так что Анна Карловна?
— Знакомая это. Я же много платить не могу, а она согласилась за пятнадцать рублей в месяц — и это не весь день же работать, а часа четыре в день, не больше! Я думала — как хорошо, что она согласилась! А потом узнала — она куда ни нанималась, ей всюду потом от места отказывали, потому что она — пьющая.
— Это я знаю.