— Так выходит, что они днем, часов примерно пять, были без всякого присмотра?

— Ну, как — без присмотра? Все время же кто-то на конюшне крутится или в шорной сидит. Из шорной загородку видно.

— Так уж все время?..

— А черт его знает… — Орлов поскреб в затылке.

— Чужие на конюшню часто заглядывают?

— Бывает, в антракте господа с детишками приходят, лошадок морковкой покормить. Это позволяется.

— Взять в аренду детишек несложно…

Ситуация никак не прояснялась. В течение пяти дневных часов собак могли отравить свои. В антракте — могли подбросить отраву в загородку чужие. То есть следовало внимательно изучить окружение мадмуазель Мари. Может, не отвергнутый поклонник, как намекала Шварцвальдиха, а чья-то жена, недовольная мужниным интересом к посторонней особе.

И тут Лабрюйер чуть не хлопнул себя по лбу.

Чужие приходили на конюшню в антракте — а когда погибли собаки? Следовало узнать точное время.

Орлов, понятно, часов при себе не имел. Но сказал — было замечено, что подыхают, когда шел номер фокусников Бальдини.

Пошли к форгангу, где обычно висело авизо — расписание номеров, причем не со словами, а с картинками, на случай, если приедут артисты из какой-нибудь Индии или даже из Китая. Высшая школа верховой езды изображалась огурцом на четырех подпорках, с кое-как приделанной лошадиной головой, номер жонглера Борро — пятью кружочками. Номеру Бальдини соответствовал корявый череп. Орлов объяснил — Бальдини вызывает из сундука привидение в белом саване и с черепом.

— Бррр! — сказал Лабрюйер.

Остановили несколько человек и разобрались — собаки начали помирать в середине первого отделения. То есть никто чужой собственной персоной их отравить не мог. А вот если чужой подкупил кого-то из служителей — другое дело.

Лабрюйер и не подозревал, что дело о гибели шести собачек окажется таким сложным.

Так ничего толком и не выяснив, он пошел искать мадмуазель Мари. Но ее в цирке не было — что ей там делать, если репетировать не с кем?

В дирекции Лабрюйеру сказали — мадмуазель Мари здешняя жительница, ее включили в программу из сострадания, а адрес — вот он, адрес, улица Ключевая, дом шестой, вход со двора.

Тогда Лабрюйер телефонировал в Полицейское управление Линдеру и попросил прислать служителя за собачьим трупом, труп же взять у фрау Бауэр.

Время было уже обеденное, и Лабрюйер решил вернуться в свое ателье, убедиться, что эмансипэ Каролина ничего не натворила. А пообедать можно и напротив, отчего бы нет, он может это себе позволить, черт возьми, он должен это себе позволить, пусть вся Рига видит — дела у него идут превосходно! И он свой человек во «Франкфурте-на-Майне»!

Каролина обслуживала почтенное семейство — папеньку, маменьку, бабиньку, тетеньку и пятерых младенцев. Всех их нужно было красиво разместить на фоне швейцарского пейзажа. Когда это удалось, оказалось, что младенцы снимаются впервые. Магниевая вспышка привела одних в ужас, других в восторг, композиция рассыпалась. Лабрюйер заглянул в самую неподходящую минуту — старшие никак не могли унять малышей.