Три часа ночи — самое подходящее время, чтобы ломиться в полицейское управление, тормошить дежурного, требовать сводку происшествий за день. Дежурный клялся и божился, что трупа тридцатилетней девицы не найдено.

При мысли, что Ирму могли похитить, спрятать где-то в Кайзервальде, и ночная поездка «мерседеса» как-то с этим связана, Лабрюйеру чуть дурно не сделалось.

Телефонировали дежурному Санкт-Петербуржской полицейской части, к которой относился дом на углу Дерптской и Столбовой.

— Как выглядит ваша пропажа? — спросил тот.

Лабрюйер задумался; в самом деле, как описать худощавую и сутулую тридцатилетнюю деву? Кто к ее физиономии-то приглядывался?! И в голову пришла мысль: вот если он сам сгинет безвестно и добрые Вальдорфы заявят в полицию, как они его опишут, вспомнят ли хоть цвет глаз? Как бы описал Хорь, он догадывался. Словесный портрет работы Хоря можно будет публиковать в журнале «Всемирный юмор» или «Веселый балагур» для увеличения тиража…

— Ростом она двух аршин и, пожалуй, четырех вершков… — Лабрюйер исходил из того, что сам он — двух аршин и пяти вершков, Ирма с ним, кажется, вровень, но она носит каблуки. — Лицо продолговатое. Нос… Черт!.. Какой же у нее нос?!

Не картинка явилась перед глазами, а голос прозвучал в ушах: кто-то из соседей назвал бедную Ирму длинноносой.

Кое-как удалось собрать описание, включая синее бархатное пальто, которое Лабрюйер вспомнил в последний миг.

Сейчас он понял наконец, каково быть свидетелем.

— Уж не вашу ли привезли? — спросил дежурный. — Приезжайте, взгляните.

Только выскочив на улицу, Лабрюйер понял, что вести следствие куда легче, чем быть лицом пострадавшим. Он, дотошный во время допросов, забыл полюбопытствовать, в каком состоянии «находка».

Это оказалась тридцатилетняя на вид особа в той степени опьянения, когда на вопрос ормана «Куда фрау везти?» дама отвечает «Не твое дело, скотина». И, невзирая на бархатное пальто, особа принадлежала к тому классу общества, где можно было преспокойно назвать незнакомого человека и скотиной, и даже покруче.

Потом он поспешил домой — в надежде на хорошие новости.

Новость была — но такая, что сильно его озадачила.

Возле дома стоял экипаж — не пролетка ормана, а вполне почтенный экипаж, и к нему, выйдя из парадного, уже почти подошел Тадеуш Янтовский. Боевой товарищ был в расстегнутом пальто и, к удивлению Лабрюйера, в цилиндре набекрень.

— Ты откуда взялся, пан Янтовский? — спросил Лабрюйер. — Да откуда бы не взялся — ты мне нужен! У нас беда — пропала фрейлен Вальдорф. Ушла из дома и не вернулась. Я уже побывал в Санкт-Петербуржской части, по дороге чуть не поседел — думал, увижу ее труп… Ты что хохочешь?..

— Ну, Гроссмайстер, если захочешь уйти в монастырь — познакомлю с умными ксендзами, и быстро это устроим! Ты думаешь, если девица не пришла домой ночевать, то найти ее можно только в морге?

— Янтовский, ты забыл про Адамсона?

— Пся крев…

— Теперь понимаешь? Ее не раз видели со мной, а я у них на мушке…