Однако, судя по всему, только я был скептически настроен по отношению предстоящему празднику. Мои девушки были в предвкушении. Особенно это было заметно по Светлане. Та, кстати, следом за Игнатьичем заявила, что лично занималась организацией и надеется, что мне он понравится. Для Уны же главным было, чтобы действо, в котором она принимает участие, называлось праздником.

В общем, я. конечно же, решил не разочаровывать ни деревенский люд, ни своих девушек. Несмотря на всю мою лень и праздничный день, от учебы отмазаться мне не удалось. Все равно после завтрака меня вытащили на занятия магией, а потом еще заставили в который раз штудировать книгу по теоретической магии. Слава богам, продолжалась это только до обеда.

Светлана на него не пришла, а после обеда перед поместьем стали выставлять столы, которые откуда-то притащили местные. Глядя из окна, я только поражался их скорости. Под руководством наконец появившейся Светланы и ее отца буквально за час пространство перед забором особняка превратилось в большую площадь для праздника под открытым небом. Столы, лавки, небольшая сцена. Разожгли огромные костры, к которым тащили еду, прямо на месте разделывая туши свиней и баранов. И вскоре воздух наполнился ароматами жареного мяса.

— Пойдемте, господин, — сообщил мне Игнатьич, и мы вчетвером — он, я, Мина и Уна — вышли из поместья. Когда мы подошли к лавкам и столам, те уже были наполовину заполнены местными жителями. Увидев меня, народ повскакивал с лавок и начал бить поклоны.

— Здрав будь, барин!

— Долгие лета тебе, барин!

— Славься, барин Морозов!

Со всех сторон в мой адрес неслись пожелания. Интересно, это такая всенародная любовь или народ просто из-за страха… Вот не знаю. Тем не менее мы подошли к отдельно стоявшему длинному столу, возле которого нас ждали Светлана и ее отец.

— Спасибо вам, господин, за предоставленный шанс — первым нарушил небольшую паузу, повисшую в воздухе после нашего появления, Ольдрег, — я искуплю свою вину…

— Надеюсь, — заметил я, — тебе придется постараться, чтобы восстановить нанесенный ущерб.

— Мы все сделаем, — заверила меня Светлана, — садитесь, господин.

Мы устроились за столом. Я в центре, по одну сторону от меня Уна, рядом с ней Мин, по другую Сергей Игнатьич и Ольдрег. И сразу наступила тишина. Все жители деревни смотрели на меня немигающими взглядами и словно чего-то ждали.

— Надо сказать что-нибудь, господин, — шепнула мне Светлана.

— Да, давай, выступи. Зажги, как ты говоришь! — поддержала ее Уна.

Вот же. Оратор из меня точно никудышный. Да и не люблю я особо перед публикой выступать, несмотря на пропавший страх сцены. Но деваться было некуда. Как говорится, назвался бардом — выступай.

— Уважаемые односельчане! — поднялся я с кубком вина в руках.

Не знаю, правильно ли я назвал присутствующих односельчанами, вроде они были моими крепостными. Официально работорговля в цивилизованных европейских странах запрещена и промышляли ей только в Африке и в Южной Америке, но это не мешало иметь крепостных крестьян в просвещенной Европе и России, которые по закону мало чем отличались от рабов.

Хотя вот в Неряхино, например, я что-то не видел забитых и угнетенных крестьян. Наоборот, вполне откормленные и уверенные в себя члены общества. Почитав газеты и книги, я понял что жир было скорее исключением из правил. К тому же «уважаемым» крепостным, которых так распустил прошлый староста, Светлана быстро вправила мозги, и если они и будут отличаться от среднестатистического крестьянина Российской империи, то не слишком сильно!

Для себя я решил, что раз в этом мире так принято, то кто я такой, чтобы выделяться от остальных? Гаремы из услужливых рабынь, почему нет. Для местных абсолютно нормально служить сильным, а я как раз стремился забраться повыше, чтобы не оказаться на их месте. Слабый голос совести я задавил обещанием заботиться о своих крепостных как следует если они, разумеется, не будут меня предавать.

— Я хочу поднять этот кубок, — продолжил я, наконец, поняв, какой тост нужно произнести, — за род Морозовых. И за то, чтобы мы вернули себе свои исконные земли. За Морозовых!