— Ты присмотри там за Оленькой, Лёша. Плохо ей. Умрет она скоро, если не поможешь ей! — говорит мать, голос её становится все тише, тоньше. Вскоре он слышит только тихий звон. Потом — тишина. Опять звон.

Из-за двери слышен сонный голос Софьи Эрастовны:

— Сеггей, немедленно возьмите тгубку.

Окончательно проснувшийся Гром придвигает поближе стоящий на тумбочке у кровати телефон и вслушивается в потрескивающую тишину. Сознание пронзает дикая мысль — вот сейчас он снова услышит материнский голос. Но вместо этого незнакомый, хрипловатый баритон вежливо спрашивает Сергея Юрьевича:

— Это я, чего надо? — не очень вежливо отвечает Гром.

— Ла Фудр. Тайник. Сообщение, — медленно и раздельно произносит голос. Звучат гудки отбоя.

Недоуменно пожав плечами, Гром кладет трубку и вновь погружается в сон. И там, на грани яви и сна, Алексей возвращается в прошлое.

Вспомнилось и приснилось ему, как сбегали они с Витькой Рулевым с последнего урока, забирались на древний дуб, стоявший на школьном дворе, и, подложив под тощие зады портфели, открывали зачитанную до дыр книгу Рафаэля Сабатини «Одиссея капитана Блада».

И пел соленый ветер в ветвях-мачтах. И плыли мальчишки, плавно покачиваясь, по бескрайнему зеленому морю листвы. Они называли старый дуб именем пиратского корабля — «Ла Фудр», что в переводе с французского означало «Молния». В неприметном дупле дерева друзья оставляли друг другу тайные послания.

В эту ночь Гром уже не уснул. Он до самого утра ворочался в постели, пытаясь догадаться, что же хочет сообщить ему майор таким странным способом.

Утро выходного дня выдалось на редкость мерзкое. Холодный ветер с трудом ворочал в воздухе мокрую снежную крупу, которая совсем не хотела летать, а оседала под ногами вязкой кашей. Тяжелые, свинцово-серые тучи низко нависли над крышами.

Проклиная на чем свет стоит Тихомирова, которого в выходной день, с утра куда-то несут черти, Гром остановил машину у подъезда шефа. Алексей вылез из тёплого салона «Мерседеса», и его сразу же пробрал до костей противный мелкий озноб.

— Заболеваю я, что ли? — стуча зубами, пробормотал Гром. Он поднял воротник и вытянул из кармана мятую пачку сигарет, по привычке подозрительно косясь на стоящие у подъезда старенькие «Жигули»-«копейку» с тонированными стеклами. Алексей зажал в зубах сигарету, но на ветру спичка погасла, не успев загореться.

Чертыхнувшись, Гром отвернулся, сутулясь, подставив ветру спину, скрыл в ладонях трепетный огонек и поэтому не увидел, как за его спиной бесшумно опустилось затемненное стекло.