Змеи на нас не нападали, мелкую «живность» я выжигал заклинанием, которым обычно уничтожал насекомых, так что водные процедуры удались на славу. Единственное, что расстроило Язву — неправильное время суток. Поэтому она взяла с меня обещание «как-нибудь» привести сюда днем… и ее, и Дашу. Потом легла на спину, покачалась на мелких, но злых волнах, немного пострадала из-за того, что не попала на это озеро в штиль, потом подплыла ко мне, повисла на шее, обхватила ногами и замурлыкала:

— Ты не поверишь, но я чувствую себя счастливой. Несмотря на то, что где-то за твоей спиной корхи готовят полноценное Вторжение, что на Базе разброд и шатание, а в Большом Мире вообще полная задница!

— Живешь в эмоциях? — улыбнулся я и ласково прикоснулся губами к ее носику.

— Ага! — кивнула она. — Кстати, предпочла бы нормальный поцелуй, но согласна с тем, что им дело не закончится, а тут не самое лучшее место для очень буйной близости!

— Милая, если ты с меня не слезешь прямо сейчас, то я потеряю голову! — честно предупредил я, так как тоже жил в том, что ощущалось через щуп, и знал, что Лариса вот-вот поддастся желанию с большой буквы. А после того, как она соскользнула в воду и, от греха подальше, отошла на пару шагов, развернулся лицом к берегу, заставил себя остыть и усмехнулся: — Знаешь, вести себя, как маленький старичок, намного проще. А стоит подумать о том, что можно, к примеру, дотронуться до твоей попки, как все остальные мысли куда-то улетучиваются!

— Это потому, что ты еще не натрогался! — авторитетно заявила она, а потом посерьезнела: — Ладно, позабавились и хватит. Пора одеваться и валить — до Червоточины не ближний свет, а времени у нас немного. Кстати, корхов валить будем?

Я отрицательно помотал головой:

— Нет. Не хочу, чтобы их паранойя перешла на следующий уровень…

…Не знаю, как там поживала паранойя корхов, а моя разошлась не на шутку и заставила возвращаться к Червоточине по самому сложному маршруту из всех гипотетически возможных. Да, в результате нам пришлось пройти лишние километров шестнадцать-восемнадцать и «потерять» часов на шесть больше, чем планировалось, зато на Землю мы вернулись целыми и невредимыми. И пусть моросящий дождь, заставивший затирать следы прямо с места возникновения в своем мире, основательно испортил настроение, альтернативы, увы, не было. Поэтому оставшийся километр с небольшим я прошел, выкладываясь до предела, с непередаваемым облегчением прижал ладонь к сканеру и как-то пережил встречу с занудой-Богачевым.

А в комнате передержки начал оживать. После того, как переоделся в сухое, приобнял Шахову, вместе с ней зашел в лифт и «отдал» левую руку.

— Так, если я правильно понимаю, то мы отсутствовали на Земле чуть больше суток, и тут половина четвертого дня двадцатого августа? — спросила она, оставив в покое мои часы.

— Ага… — ответил я, вспомнил, что до начала второго этапа переговоров осталось всего ничего, и невольно вздохнул: — Завтра опять в дорогу.

— Завтра наступит завтра! — хохотнула Язва, шлепнула меня по заднице, и заявила, что она у нее очень даже ничего.

Я вспомнил, как после первого рейда на Ту Сторону отпускало меня, взъерошил женщине чуть-чуть отросший «ежик», немного подождал, вышел в общий коридор и очень быстрым шагом двинулся в сторону нашего жилого блока.

Пока пер по Базе, изображая атакующий БТР, здоровался с немногими праздношатающимися и делал выводы, основываясь на их взглядах, уровне приветливости и мелкой моторике, поэтому, ворвавшись в нашу гостиную, сходу направился к двум силуэтам, наверняка способным пересказать все последние новости. А через несколько мгновений, втолкнув Шахову в мою спальню и нарисовавшись на пороге следом за ней, весело поздоровался со Степановной и ее пациенткой:

— Всем привет! Надеюсь, ждали и даже, быть может, соскучились…

— Ра-а-ат!!! — радостно взвыла Долгорукая, взглядом вымолила у тетки Софы разрешение покинуть «операционный стол», вскочила с кровати, в два прыжка долетела до нас и сгребла в объятия. Целовала обоих куда ни попадя, а когда выплеснула большую часть эмоций, потребовала рассказывать. Все и сразу.

— Не-не-не! — затараторил я, не отрывая взгляда от нового лица Даши и пытаясь понять, за счет чего тетя Софа превратила просто красивый образ в самый настоящий шедевр. Но так и не понял, ведь каждый отдельный штрих, начиная с изменившегося разреза глаз и заканчивая иным, незнакомым изгибом чуть пополневших губ, выглядел… обычно. А все вместе почему-то играло настолько яркими красками, что захватывало дух! Вот я и продолжил тараторить: — Сначала как следует налюбуюсь твоим новым личиком, затем обниму Степановну и признаюсь, что с самого детства был преданнейшим поклонником ее невероятного таланта, а когда вернусь в сознание после зубодробительного подзатыльника, попрошу пересказать последние новости, ибо их, как я понимаю, хватает.

— Ну, иди сюда, Баламутище! — сварливо пробурчала целительница, судя по повлажневшим глазам, обрадованная комплиментом, потискала, как детскую игрушку, заодно проведя диагностику организма, и «вернула» Даше. После чего ответила на ее немой вопрос и ехидно усмехнулась: — Он здоров, как бык-производитель. Тощая, судя по сияющим глазкам — тоже. Так что перейду к новостям. Начну с главной: твоя мамка, Рат, лютует вторые сутки. Результаты веселят всю Базу — шестеро самых бесполезных членов Совета отдыхают в целительской коме, а оставшиеся шуршат, не покладая рук. В смысле, решают любые вопросы, задаваемые Елисеевыми, влет! Правда, эти самые вопросы, в основном, задают твои мамка с папкой. А дедуля, мать его за ногу, проводит конкурсы красоты!

— Не понял? — удивился я. — Среди кого? Среди шайки-лейки Инны Вышеславцевой и их конкуренток?