177
Два аспекта авторства – личностный и внеличностный – Бахтин изучает как полярные крайности: когда проявляется один аспект, другой почти полностью отсутствует. Так что поэтика Бахтина – и в этом смысле тоже – поэтика или полной свободы (С.С. Аверинцев), или тотальной одержимости.
178
Идея диалога возникает в данной работе, во-первых, в связи с постулированием ориентации высказывания на слушателя (в противовес Фосслеру), во-вторых, при обсуждении проблемы понимания. Бахтин выдвигает идею «активного понимания», диалогического понимания. Например, он говорит, что «понимание подыскивает слову говорящего противослово» (Волошинов В.Н. Марксизм и философия языка. Л., 1930. С. 104). В главе «Экспозиция проблемы “чужой речи”» вводится проблема взаимодействия слова автора с чужим словом – центральная проблема теории романа 1930-х годов. Пока еще нет признаков авторского одержания чужим словом; пока говорится только об изображении чужого слова и выдвигается различие «скульптурного» и «живописного» стилей в передаче автором чужой речи. Авторская речь пока еще более «объективна», более самостоятельна, чем чужая речь; тем не менее тенденция к ослаблению ее позиции в произведении налицо (см.: там же. С. 117–121).
179
В «Авторе и герое…» – герой для автора даже не представитель бытия, но само бытие.
180
Бахтин М. Из предыстории романного слова // Бахтин М. Вопросы литературы… С. 413.
182
Бахтин М. Слово в романе // Указ. изд. С. 112.
185
Данный вывод близок взгляду на творчество Бахтина других его исследователей. См., наир.: Кожинов В., Конкин С. Михаил Михайлович Бахтин. Краткий очерк жизни и деятельности // Проблемы поэтики и истории литературы. Сборник статей к 75-летию со дня рождения и 50-летию научно-педагогической деятельности М.М. Бахтина. Саранск, 1973. С. 9: «Если в 1920-х годах на первом плане стояла тема личности и ее роли в творчестве культуры, то в 1930-е годы, вместе с проблемой истории, вперед выходит тема народа и его культурного творчества».