– Молчанием мигрень не вылечишь! – обрушился на него Пенкрофт. – Извольте ясно высказаться по этому поводу!

– Так ведь и без того все ясней ясного. Кому охота сносить позор?…

Пенкрофт решил во что бы то ни стало заставить этого невыносимого типа выложить все как на духу.

– Не перестаю диву даваться! Приезжает человек в свой родной город, а его, можно сказать, выставляют на улицу, никто не пускает на порог, да еще эти братья Нигуэль грозятся… – Пенкрофт намеренно оборвал фразу и выжидательно уставился на старого лакея.

– И вы еще удивляетесь?! – печально произнес старик Штербинский.

– Представьте себе – да!

– А вот я лично нисколько не удивляюсь.

Да что же это такое?! Старый мошенник издевается над ним как хочет! Хоть беги в комнату Эрвина за штопором и вывинти мерзавцу бесстыжие зенки!

Старик Штербинский тем временем аккуратнейшим образом убирает на место траченное молью боа, занюханные искусственные цветочки, что-то напевает себе под нос и, время от времени оборачиваясь к Пенкрофту, заговорщицки ему подмигивает.

Нет, скорее на вокзал! Инстинкт закоренелого бродяги подсказывал, что в воздухе – душном, пропитанном запахом пороха – витает нечто опасное, дурное. Как процитировал бы Эстет Мануэль, большой знаток чужих шедевров: «Воняет что-то в датском королевстве!..»

Будь начеку, Пенкрофт! С первым же поездом отсюда деру, и без остановки до самого Нью-Йорка.

Вокруг белели под солнцем новые дома, повсюду околачивались латинизированные янки и американизированные креолы. Кое-где торчали из земли колючки кактусов, уныло поникли веера двух-трех чахлых пальм, а посреди площади компания псевдобарочных ангелов и тритонов тупо взирала на проржавелые трубы высохшего фонтана. На парапете пристроился молодой человек с губной гармоникой. Юный музыкант являл собою причудливую этническую смесь. Кожаный жилет, расшитый зеленым, кричащей расцветки шелковый галстук, сомбреро, стянутое ремешком у подбородка, – словом, до пояса типичный гаучо; зато вытертые до блеска бриджи, видавший виды пояс с кобурой и дешевые сапоги без шпор представляли собой образчик экипировки ковбоя.

И в кобуре нет револьвера! Бравый молодец расхаживает, вооруженный всего лишь губной гармоникой. Это в Техасе-то! Смотрите-ка, а вон тот, с бородой и сутулый, тоже без револьвера! Пенкрофт внимательнее пригляделся к местной публике и с удивлением обнаружил, что ни у кого из мужчин нет при себе оружия. Пустая кобура у каждого болтается без надобности.

Ну и чудеса: похоже, это город сторонников полного разоружения!

Пенкрофт ускорил шаги, направляясь к вокзалу, но путь ему преградил парень с гармоникой.

– Хелло, Бен! Постойте-ка!

Растерянно ухмыляясь, Пенкрофт остановился: как знать, вдруг это Билл или Эдгар?

– Как поживаешь? – с деланной радостью поинтересовался он у музыканта. – Я ведь не сразу тебя признал…

– Это ж какую память надо иметь! Когда мы в последний раз виделись, мне было одиннадцать.

– Но ты с тех пор почти не изменился. Разве что вырос…