– Не вздумайте шелохнуться, иначе пристрелю на месте! Немедленно говорите, что случилось с Бенджамином Вальтером! Каким образом к вам попали его документы и личные вещи? Выкладывайте как на духу, все сказанное вами будет проверено!

Лицо Банни приобрело жесткое, даже жестокое выражение. Речь шла о Бенджамине, ее единственном и любимом. Пускай он ограбил и разорил ее, но теперь, судя по всему, попал в беду, и любящая женщина готова биться за него, в случае необходимости прихватить всю наличность и мчать в Гондурас на выручку. Такая способна зубами и когтями вырвать своего ненаглядного из лап злой судьбы, а затем выложить все до последнего гроша, чтобы купить ему мотор для бормашины. М-да, страсти разгорелись нешуточные! Здесь запросто можно схлопотать пулю в лоб или энное количество лет каторги, если всплывет его славное прошлое уникального взломщика сейфов.

– Разумеется, я расскажу вам о Бенджамине Вальтере все, что знаю, – нарочито спокойным тоном произнес Пенкрофт. – Но, по-моему, я не заслужил подобного недоверия с вашей стороны. Счесть меня недостойным смотреть на штопор – это уж слишком!

По требованию Банни он рассказал ей все. Правда, опустил кое-какие подробности. Например, умолчал о своей профессии медвежатника, как о детали, к делу не относящейся. К чему посвящать Банни и этих безмолвных свидетелей: фотографию Эрвина, скрипку, старинную мебель, источающую запах сухого вишневого дерева, – в подробности его прежней жизни! Эпизод с ограблением Эстета Мануэля он тоже упоминать не стал и утаил, что его зовут Теобальдом: имени своего он стыдился гораздо больше, чем уголовного прошлого. Слегка покраснев, представился Питером.

И вздохнул, сожалея, что в действительности он не Питер. Вот ведь от каких пустяков порой зависит судьба человека!

Ну что бы стоило его недоброй памяти папаше в день крестин, скажем, подвернуть ногу? Тогда этот горький пьяница не добрел бы до пивной, и в его одурманенной алкоголем башке не всплыло бы невесть из каких закоулков памяти это отвратительно нелепое имечко – Теобальд!

Револьвер выпал из безвольно поникших рук женщины.

К сожалению, эта невероятная история весьма характерна для ее дорогого Бена! Какое-то время оба сидели, погрузившись в молчание. Пенкрофт радовался, что его не заставляют играть на скрипке – он сроду ее в руках не держал, – а Банни тяжко вздыхала. Затем с уст ее сорвалась реплика, по наивности своей совершенно типичная для любящей женщины:

– Видно, он и впрямь попал в беду, если при этаком богатстве даже не вспомнил обо мне… Ведь он же знает, как туго мне приходится.

– Может, еще и откликнется… – без особой убежденности в голосе ответил Пенкрофт, лаская взглядом печальное лицо женщины. Какой же душевной неиспорченностью надо обладать, чтобы верить в подобные бредни!

– Не иначе как болен, чует мое сердце! Писал, что собирается в Нью-Йорк… А тут еще сон дурной мне привиделся: его вроде как преследуют, схватили, связали по рукам по ногам, а он знай ко мне взывает, молит простить его… В общем, я должна ехать в Нью-Йорк! Вы оставайтесь здесь до моего возвращения. Будьте как дома, точно так же я бы приютила и Бена.

«Точно так же»!.. Шкаф, где хранился заветный штопор, Банни заперла на ключ, из чего Пенкрофт яснее ясного понял, что гостеприимство все же иного рода, нежели удостоился бы Вальтер, явись тот самолично.

Наш герой долго стоял у окна, любуясь мирной картиной: деревьями в цвету, носящейся вокруг дома собакой, цветными гномиками из майолики у развилки садовой дорожки. Похоже, пора невезения для Неудачника XIII завершилась. Хотя он в Филиппоне, городе, который рекомендовали обходить стороной.

Чуть позже до него донесся звук удаляющегося автомобиля. Не откладывая дело в долгий ящик, Банни рванула в Нью-Йорк.

Она успела к поезду, отправлявшемуся на рассвете. Предчувствие подсказывало ей, что с Беном стряслась беда. Прямо с вокзала женщина бросилась в бюро регистрации несчастных случаев и осведомилась насчет мистера Пенкрофта, прибывшего из Гондураса.

– Мистер Пенкрофт, – ответил дежурный, пролистав список, – в больнице Святой Маргариты. Огнестрельное ранение в голову, состояние крайне тяжелое.