– Вот она, жива и невредима, – громко произносит Коля, беря меня за волосы и приподнимая тем самым мою голову.

Козел!

Замечаю невдалеке Крамера, собственно, ему, похоже, и демонстрируют степень моей неповрежденности.

Все, Коля отпускает, дверь не захлопывается.

Переживательно, но наличие Давида поблизости успокаивает.

Пока есть возможность, пытаюсь выпутаться незаметно из ремней. Будет возможность, упрыгаю из машины.

– Еще раз шевельнешься, пристрелю, – это зло и угрожающе сказал Коля, когда вдруг вновь обернувшись.

Застыла. Ладно, пусть шеф сам разбирается.

Краем глаза слежу за тем, как переговорщики осторожно сближаются, о чем говорят, мне не слышно.

Проходит, наверное, четверть часа, но даже это время тянется для меня невероятно долго.

И тут случается неожиданное.

Николай падает с рыданиями на колени, обнимает ноги Крамера и громко просит прощения.

Давид с каменным выражением на лице отступает от охранника, требует встать, и когда Николай исполняет повеление, шеф со всей силы дает кулаком в челюсть обидчика.

Тут же налетает охрана, Николая скручивают а Давид целеустремленно идет ко мне, встает в открытом проеме, облокачивается на крышу машины и оглядывает меня с серьезным и даже тревожным видом.

Первые слова произнесенные Давидом в столь эпичный момент, поразили.

– Весьма соблазнительно выглядит, Василиса Андреевна. Наручники вам все-таки очень идут, да и ремни весьма интригующе смотрятся.

Ха. Кто о чем. Горбатого могила исправит.

– Мне холодно, – все, что удалось ответить мне.

По щекам потекли горячие слезы. Страшное закончилось, начался отходняк. Я без куртки, дверь открыта, на улице холодно, и вообще я беременная и несчастная. Ну ладно, есть маленькая надежда, что не беременная.

Краме помог выпутаться из ремней, сел рядом в машину, снял свое пальто и укрыл им.