Твоя Топси»³³.

Иногда в ее письмах проглядывала тоска по нему: «Как бы я хотела оказаться в Амстердаме (там находился Крэг). Я приехала бы темной ночью и вернулась следующей темной ночью». «Темной» потому, что, несмотря на свое счастье, она стремилась избежать скандала³⁴.

В другом письме она писала:

«Я хочу, чтобы ты знал, что среди сотен раз, когда ты меня целовал, есть один, когда ты подарил мне ребенка, но не однажды, а всегда я испытывала страстное желание, не поддающееся контролю, и я думаю, что, если бы этот момент не пришел, я сошла бы с ума от этой борьбы. А теперь я не могу сдержать своего счастья, не могу сдержать, иногда у меня очень острые приступы счастья, но для тебя бесполезно…»³⁵

Что для него бесполезно, письмо не объясняет. Большинство из посланий к нему веселые и даже радостные, хотя иногда создается ощущение, что эта веселость немного показная. В августе Кэтлин Брюс, живущая в Париже, получила от Айседоры письмо. Кэтлин писала в своих воспоминаниях:

«Это был крик, детский и трогательный. Могла ли я не приехать к ней? Она нуждалась во мне очень сильно… Я тут же помчалась. Я нашла ее жалкой, беспомощной и впервые в жизни нежной. «Дорогая, что случилось?» «Разве ты не видишь?» — выкрикнула танцовщица, простирая свои прелестные руки. Мало-помалу, с разными недоговоренностями и ложью, история прояснилась… Она должна была родить через месяц или два. Она не посмела сказать об этом никому: ни матери, ни сестре… Она была одинока и несчастна. Через много лет, когда война сделала переоценку многим вещам, она говорила, что поступила так сознательно, и гордилась своей смелостью и независимостью. Но в то время она была просто испуганной девчонкой, испуганной и жалкой… Чтобы будущий ребенок был здоров, его матери следует быть веселой и о ней нужно заботиться. Я не подала Айседоре вида, до какой степени была шокирована…

Мы, две девушки, стали вести странную, беспокойную жизнь в маленьком уединенном домике на чужом берегу. Дни тянулись медленно. Айседора шила приданое, как всякая заботливая мать, и была умиротворенной и даже сияющей. Но были и другие, ужасные дни и ночи, когда на нее опускалось облако сомнений, страха и одиночества»³⁶.

Однажды произошел неприятный случай: «…Какой-то репортер выследил бедняжку и приехал взять у нее интервью. Она, естественно, отказалась, но он продолжал рыскать вокруг дома». Кэтлин переоделась в одежду танцовщицы и пробежалась по берегу, чтобы разубедить репортера, если до того дошли какие-нибудь слухи об Айседоре. К облегчению женщин, репортер наконец уехал.

«В ту ночь я проснулась с ощущением, что что-то не в порядке… Я встала и бросилась в комнату Айседоры. Ее кровать была пуста… Входная дверь оказалась открытой… Что-то заставило меня кинуться прямо на берег моря, и там, прямо перед собой в воде, на глубине… я отчетливо разглядела голову и две протянутые руки. Море было спокойным. Я бросилась в воду. Фигура впереди не двигалась. Когда я приблизилась к ней, крича и зовя ее, она обернулась со спокойным, несколько удивленным взглядом, протянула ко мне руки и со слабой, детской улыбкой сказала: «Море было таким спокойным, я не смогла удержаться и так теперь замерзла»³⁷-

Кэтлин привела ее в дом, раздела, уложила в постель с грелкой, дала выпить горячего, а она все шептала слова благодарности.

«Но какая же перемена произошла с ней, когда без предупреждения приехал любовник Айседоры, чтобы пробыть здесь неизвестно сколько времени! Айседора вся светилась и была уверена в себе. С ним обращались как с мессией: все его малейшие желания тут же выполнялись. Наша простая пища стала изысканной, вместо молока появилось вино, все вокруг превращалось в праздник… Он был веселый, забавный и располагающий к себе: только раз или два взрывы его неудержимого темперамента сотрясали в страхе нашу маленькую виллу… Айседора оставалась удивительно красивой и безмятежной. Относясь всегда к окружающим людям с необыкновенным великодушием, она была готова простить, принять, смириться, подчиниться Крэгу…»³⁸

Ее состояние необыкновенного счастья в его присутствии не позволило бы ему поверить в ее недавнее отчаянье, поэтому Кэтлин не стала рассказывать Крэгу о попытке самоубийства в море. Описание же Айседорой в письме к Крэгу визита репортера (если, конечно, это был тот же эпизод) звучит так беззаботно, что он представил себе, как она улыбалась, когда писала это.

«На прошлой неделе таинственная личность расположилась прямо перед нашими окнами и часами стала смотреть на них, вызывая наше некоторое беспокойство… Сегодня он зашел в высокую темницу, сказал, что полиция следовала за ним до самого берега… и объяснил, что он репортер и хочет взять интервью… Старушка [кухарка] находится в раздраженном состоянии, и мы даже не знаем почему. Она обращается со мной как с карманным воришкой… Не так-то просто сохранять мирное сосуществование. [Крэг: «ее улыбка».] У меня развился положительный талант, я слишком скромная, — я гениально вяжу крючком. Ты будешь удивлен»³⁹.

Вполне возможно, Крэг так никогда и не узнал о ее страхах. Это предположение подтверждается и той поэмой, в которой он описал Айседору в то время. Она была опубликована в августе 1906 года вместе с его рисунками танцовщицы.

Спокойствие, красота и свобода не предполагают отчаянья. То, что она могла скрывать свою тревогу за маской смелости, становится ясным из письма Крэга к ней, которое было написано спустя годы по другому случаю:

«Моя дорогая, я знаю, что ты можешь страдать, но при этом улыбаться… Никогда еще не было человека такого слабого и такого сильного, как ты… Мое сердце часто разбивалось при виде твоей слабости на большие куски (ты не замечала их, потому что я, как и ты, предпочитал этого не показывать).

Мое сердце часто дрожало от страха при виде твоей силы…»⁴¹

Также возможно и то, что Айседора в его отсутствие, будучи не уверенной в силе его любви, скрывала свою боль, поскольку боялась оттолкнуть его. Мы знаем из ее писем, что вскоре после приезда Кэтлин Айседора перестала получать письма от Крэга, уехавшего в Лондон на десять дней, и его молчание очень взволновало ее.

«Я думала, что тебя переехал лондонский кэб. Я думала, что ты заболел. Я думала, что корабль утонул во время шторма, который был в субботу ночью». Потом, решив, что Крэг навещает Елену Мео, Айседора добавляет: «Я… рада, что ты увидел свою дорогую маму или того, кого ты любишь, и я могу лишь повторять: «Если есть человек, о котором ты заботишься, который несчастлив и хочет приехать вместе с тобой, она может располагать половиной моего дома и всем моим сердцем. Это доставит мне радость, а моей любви хватит на все…»⁴²

Романы Айседоры с Мироски и Бережи, видимо, убедили ее в том, что любовь крайне непостоянное чувство. Она так хорошо усвоила эти уроки, что когда любила Тоде, то ничего не могла от него требовать.