- Михаил Дементьев. Назначается командиром учебной роты с присвоением звания сержанта! Выйти из строя!
Недоумевая от услышанного, я вышел как полагается из строя и встал возле капитана. "Дементьев, ты чего меня позоришь?" - скосив губы еле слышно ругнулся Бронсон, а затем повторно поздравил бойцов со званиями, назначениями и сданным входным экзаменом.
Лужёные глотки парней прокричали на весь плац: "Рады служить Корпусу и Обществу!", и я был в их числе, а затем капитан обратился уже ко мне: "Дементьев, командуйте!"
- Рота, повзводно становись! Командиры отделений, развести подразделения в соответствии с учебным расписанием!
Пока бойцы организовали три стройные группы и готовились расходиться, Джонсон не сводил с меня недовольный, пропитанный личной ненавистью взгляд. Претензий к капитану и командованию у него не было, только лично ко мне. Но я решил на это никак не реагировать. Как только преподаватели, курсанты и "свежеиспечённые" сержанты отдалились на достаточное расстояние, я тут же повернулся к своему начальнику и обратился:
- Товарищ капитан, разрешите вопрос?
- Сейчас можно без уставщины Майк. Спрашивай.
- Почему Вы назначили меня, а не Джонсона? Он же лучший солдат на курсе!
- Эндрю хороший боец, - покивал он головой в след своим мыслям, - Целеустремлённый, исполнительный, способный. Вот только в Вас есть отличие. Чтобы быть хорошим командиром не обязательно быть лучшим бойцом. Здесь важнее то, как Вы подходите к выполнению задачи и своим людям. А ещё ты знаешь, что такое ответственность, - капитан снял кепку, проведя рукой по своим короткостриженым волосам и посмотрел мне в глаза, - Я ответил на твой вопрос?
- Так точ... Да, капитан. Но Вы ведь понимаете, что это вызовет определенные проблемы между нами? - слегка улыбнулся я.
- Конечно! - усмехнулся Бронсон, - И мы Вас здесь учим как раз этому. Разбирайтесь с проблемами в учебке, чтобы не столкнуться с ними потом, в реальности, - затем быстро выполнил воинское приветствие и удалился, оставляя стоять меня на плацу одного. Неизвестный генерал, наблюдавший за происходящим из-под тени деревьев, тоже исчез.
Глава 7. Человек-плюс и букварь.
Пробуждение было не самым приятным. В первую очередь моё сознание послало сигнал о противной тянущей боли и разрастающемуся жару в нижней части живота. Именно эта боль заставила очнуться. Только потом до моих ушей донесся непонятный шум. Глаза открыл через силу, слегка морщась от яркого света и невероятной тяжести любых усилий, даже чтобы веки поднять. О том, чтобы повернуть голову и думать не хотелось, я только скосил глаза, заметив малышку с кухни, что сидела в позе лотоса, подперев кулачками подбородок и время от времени перелистывала страницы книги, лежащей перед ней на полу.
Ужасно хотелось пить, а язык, еле шевелящийся, будто наждачная бумага задел сначала нёбо, а затем и щёки изнутри в поисках хоть какой-то влаги. Из едва приоткрытого рта вырвался лишь лёгкий сип. Но девчушка его услышала, вскинув голову, обнаружила что я в сознании и тут же закричала. Но не испугано, а скорее восторженно. От громкого звука я поморщился, а когда снова открыл глаза, обнаружил, что девчонка уже убежала, оставив после себя книгу.
Я лежал на деревянной кровати в комнате с примитивной обстановкой. Помимо кровати, стула и шкафа больше ничего и не было. Не считая окна, что сейчас было прикрыто ставнями, расположенными изнутри, через которые пробивалось некоторое количество света. На улице определенно был день, но вопрос был в том, сколько я провалялся. Да и вообще, почему я в кровати? Внезапное и болезненное воспоминание пронзило сознание, и в порыве узнать, насколько всё плохо я собрался с силами и отбросил одеяло. Нижняя часть живота была замотана узкими полосами ткани неприятного серого цвета с багровыми пятнами. Только теперь я обнаружил, что лежу в кровати абсолютно обнажённый. Данный факт встревожил меня не сильно, как риск потерять своё оружие и кейс, в котором был инъектор, что мог меня спасти.
У меня не было уверенности, что уровень развития медицины в этом мире был достаточно хорошим, чтобы помочь мне поправиться после двух огнестрельных ранений в живот. Да и откуда мне было знать, насколько схожая у нас с местными аборигенами анатомия, чтобы мне могли оказать необходимую помощь. Но нигде в зоне моей видимости я не наблюдал ни своей одежды, ни пистолета, ни кейса. Шум из-за двери увеличился и явно приближался. И было непохоже, что возвращалась мелкая или её старшая сестра Катрайона. Топот ног по лестнице свидетельствовал о том, что сюда собирался ворваться чуть ли не весь город.
В своём состоянии я едва успел снова прикрыться одеялом, а уже через секунду мои догадки подтвердились. В дверь стали заходить женщины и мужчины, вторых было явно больше. Все входящие улыбались, что-то громко говорили, но я ничего не понимал. И хоть общее настроение этой толпы было приподнятое, я чувствовал себя неловко и не понимал, что происходит. Мужчины начали по очереди подходить ко мне, и хватать мою руку. Второй рукой, сжатой в кулак, они слегка стукали по моей, всё так же продолжая высказываться. Но теперь я смог разобрать несколько слов более отчётливо. Чаще других звучали два: "Ядран", с положительным, хвалебным оттенком, и то, что я уже слышал ранее "Чоллерра", его жители пренебрежительно выплёвывали, но не по отношению ко мне, а в сторону окна. Череда из мужчин закончилась, а затем начали подходить женщины. Их было здесь не так много, как мужчин, и одну из них я узнал, хоть сейчас она и не была в красивом зелёном платье. Выглядела она гораздо лучше, чем когда её выволокли из дома и протащили по улице. Она задержалась у кровати дольше остальных, грохнувшись на колени и приложившись к моей руке лбом что-то яростно шептала, из её речей я смог вычленить только слова “Эльрона” и “Хорус”.
Все остальные присутствующие в комнате смотрели с пониманием, а кто-то одобрительно кивал в так её речитатива. Я чувствовал себя крайне неловко, и отвёл взгляд от спасённой, только теперь заметив, что Катрайона тоже была в комнате, держа перед собой девочку. Заметив мой взгляд, она догадалась и начала выпроваживать людей обратно вниз. Никто не возмущался такому скорому завершению мероприятия, а при выходе каждый из уходящих оборачивался и кланялся в мою сторону.
Когда комната наконец-то опустела, а Катрайона прикрыла дверь, я откинулся на подушку. Паломничество отняло у меня так много сил, что я даже не мог жестами показать, как хочу пить. Впрочем, девушка сориентировалась сама. Вот только она не дала мне попить, а лишь промокнула лицо влажной тряпкой, особо пройдясь по губам, смачивая их. С каждым движением она приговаривала что-то на своём чудном языке, но сил не хватало даже на то, чтобы прислушиваться. Я отключился прежде, чем вспомнил о том, что так и не выяснил местонахождения своего оружия и спасательного кейса.
Последующее превратилось в кавалькаду из сменяющихся кадров. Я просыпался в разное время. В комнате было то темно, то светло. Днями обычно у моей кровати дежурила мелкая, а по ночам у кровати дремала Катрайона, но при этом довольно чутко. Стоило мне пошевелиться или застонать, как она тут же просыпалась вместе со мной и начинала ухаживать за мной. Я плохо помнил это время, жар и боль так сильно влияли на моё сознание, что внятно мыслить я не мог. И говорить складно, а в нашем случае изображать жестами - тем более. По внутренним ощущениям прошло несколько дней, прежде чем у меня хватило сил задать жизненно важный для меня вопрос: