— Да. Между прочим, это подарок товарища Русова. Мы с ним были в одной зарубежной командировке. По её окончании и получил от него.

Как же всё взаимосвязано! Не думал, что у Бурченко были такие контакты с будущими членами политбюро. Таинственный Русов продолжает открываться для меня с разных сторон.

Дверь в кабинет открылась с грохотом. Кто-то дёрнул её так, что она чуть с петель не сорвалась.

— Копаетесь, как Чебурашка в апельсинах, не знаете, где край, а где конец!

— Ребров, мы с вами не закончили, — крикнули Вольфрамовичу из кабинета, когда он вышел в коридор.

— У меня предполётный режим. Ваши же документы соблюдаю, — ответил он и направился в нашу сторону.

Давно я его таким заведённым не видел. Похож на вулкан, который вот-вот извергнет лаву.

— Родин, кто так летает? Чё ты его не сбил? — спросил у меня Гелий Вольфрамович.

— Кого?

— Да козла, которого ты гонял по заливу. Сейчас бы не безопасник нами бы занимался, а другой… институт глубокого бурения, верно? — обратился он к Бурченко.

— Подтверждаю, Гелий Вольфрамович, — довольно кивнул Бурченко.

— Хотя тут и своих особистов хватает. До встречи на предполётных, — пожал Ребров нам руки и пошёл дальше.

Войдя в класс, мы обнаружили совещающихся Граблина, генерала Совенко, командира корабля и представителей особого отдела Средиземноморской эскадры. Картина ясная, как белый день. Ветрова и Реброва вызывали по делу об аварии американского самолёта.

— Разобрались? — спросил Бурченко, поздоровавшись со всеми.

— Без ста грамм не получится, — улыбнулся один из особистов. — Вот бы хотели поговорить с товарищем Родиным.

Так-так! Ну, Бурченко! Не мог сказать, что на допрос меня ведёт.

— Я поприсутствую. Сергей Сергеевич — мой человек, — ответил Андрей Викторович, присаживаясь на стол в первом ряду.

— Избежать разговора не получится, как я понимаю? — уточняю.

— Думаю, вы не против. Ничего не скажете по поводу инцидента? — спросил у меня Совенко.

— Мне было некогда в последние пару дней. Да и про аварию, которую вы обсуждаете, я узнал от посторонних людей.