Повисла пауза. Высокие стороны осознали, что, заключая договоры с британской короной, никто не потребовал от островитян гарантии порядочного отношения — незаключения сепаратных сделок с врагом. Англичане постоянно презюмировали собственную благонадежность. С этим покончено. Отныне слова «джентльмен» и «порядочный» не совместимы в одной фразе, разве что как противопоставление.
— Я немедленно доведу эти сведения до кайзера.
— Передайте Его Императорскому Величеству главное послание российской Государя — мы уничтожаем друг друга сотнями тысяч и не подозреваем при этом, что пляшем под британскую дудку. Англичане любят повторять — у них нет постоянных союзников, есть лишь постоянные интересы. Не кажется ли вам, что они заигрались?
— Да, Ваше Императорское Высочество. — Немец вернул фото. — Поразительно. Как вам удалось добыть столь ценные сведения?
Князь предпочел не рассказывать о постельной стороне предприятия.
— Англичане пали жертвой собственных мифов, искренне считая, что они — главная нация на свете, на своем острове они в полной безопасности. Гипертрофированное восприятие максимы «мой дом — моя крепость». Убийственные документы хранились в сейфе Форин-Офис, запираемом на несложный замок. Действительно, кто посмеет залезть в святая святых самой великой империи на Земле?
Барон вежливо улыбнулся одними кончиками губ:
— Мы знали кое-что. Но ваши фотокопии впервые показали нам картину британской подлости всеобъемлюще. Какой бы выход предложили вы?
— Решать будут монархи. Лично мне видятся два пути — обрезать ниточки или устранить кукловода, и второе куда больше по душе. Но для начала нужно срочно прекратить взаимное истребление.
Глава восьмая
Сепаратное перемирие между Николаем Вторым и Вильгельмом Вторым грянуло мировой сенсацией. Ради скорейшего прекращения огня стороны не начали даже обсуждать территориальные притязания — русская область Польши осталась большей частию у Германии, а Российская империя продолжила владеть Восточной Пруссией. С Габсбургами пришлось сложнее, бывший император, а теперь фактический королек небольшого клочка земли не хотел признавать потери. Он уступил под давлением очевидного факта — лишившись германской поддержки, Австрия остается лицом к лицу с трехмиллионной русской армией Юго-Западного фронта.
Пока кайзеровские фельдфебели понукали зольдат, снова загружая их в вагоны для отправки на Запад, с которого они прибыли лишь в прошлом месяце для борьбы с русскими, постоянно проклиная непоследовательность штабов, в войне наступила пауза. Она не касалась войны на море. В Канале, в Северном море и в Бискайском заливе германские подлодки чуть ли не ежедневно топили британские и французские суда, сами погибали десятками от снарядов эсминцев и глубинных бомб.
Россия отдыхала от войны, частично демобилизовав армию, чем вызвала гневные вопли из-за Ла-Манша. Вернуться к численности мирного времени, когда вражеские войска оккупируют русские привисленские земли, Военное министерство пока не могло себе позволить. Однако по временному соглашению между двумя воевавшими империями в Варшавском губернаторстве и Кенигсбергской губернии установился сравнительно мягкий режим. Жители Восточной Пруссии свободно сообщались с Германией, варшавяне — с родственниками в России. Жизнь постепенно налаживалась.
Прекратилась антигерманская истерия, пусть друзьями немцы не стали. Ушли на второй план вчерашние фавориты Императора. В частности, великий князь НикНик, посрамленный тем, что Государь отвоевался лучше него, отправился командовать на Дальний Восток, с глаз долой. Тяжелейшей потерей для главного Романова обернулась ужасная смерть Распутина: царица не могла уже давать ценные советы, опираясь на просвещенное и уважаемое мнение юродивого. На фоне этого Николай Второй приблизил Александра Михайловича, занимавшего по-прежнему ту же странную должность командующего армейской и морской авиацией.
Странным сей пост оставался от того, что фронтовые авиационные части подчинялись командующим округами, а в случае войны — фронтами. Соответственно морские летчики вошли в епархию адмирала Макарова. Неожиданно великий князь, с недоверием к морякам относившийся, ревновавший и даже слегка интриговавший, нашел куда лучшее взаимопонимание со старым адмиралом и с молодым — Колчаком. Особенно упрочилось оно после Висленской операции. Ныне флот готовился к новым боям, лишь тральщики утюжили юг Балтики, снимая германские мины.
Обозленные британцы прекратили поставку «Шортов». Справились без них. В феврале каким-то чудом, не объяснимым материалистическими резонами, Брилинг добился устойчивой работы нового авиадвигателя водяного охлаждения, не форсированного танкового, а специального самолетного, мощностью целых триста двадцать лошадиных сил. Он отрапортовал о готовности поставить его на поточную выделку при казенном финансировании, обещанном великим князем.
Две основные конструкторские школы — Сикорского и Григоровича — ожидали этого мотора и готовили эскизы планеров под двигатели 250–300 лошадиных сил. Первый инженер, не вдаваясь в оригинальничание, чуть улучшил конструкцию «Шорта» с тем, чтобы с более мощным мотором биплан легче взлетал и набирал высоту с торпедой под брюхом. Григорович предложил биплан-гидросамолет под новый мотор.
Но наибольшая борьба разгорелась за многомоторные машины. Сикорский сваял набросок уменьшенного двухдвигательного варианта «Муромца» с хвостовым оперением большой площади.
Дмитрий Павлович Григорович поступил иначе. Мировая практика показала, что стабилизатор не должен создавать подъемную силу. В «Муромце» сие получалось неизбежным из-за короткой носовой части фюзеляжа, чуть выступающей впереди центроплана, и крыльевого расположения моторов. Его коллега-соперник, наоборот, предложил нарастить нос, вставив туда третий двигатель.
Началось соревнование, далеко не всегда честное и ведущееся порядочными средствами. Шидловский, потерявший заказы на «муромцы», несколько раз пробивался к Государю, выделил деньги на опытный экземпляр. Услышав о неравноправии и возмутившись образом действий заводчика, великий князь сам ссудил средства на трехмоторный Г-12, а потом лично поднял его в воздух.