Премьер нащупал кресло и тяжело опустился в него.

— Мы с таким трудом сдерживали бошей, когда они воевали на два фронта… Если их поддержат русские — это катастрофа.

— Да, дорогой друг. Именно. Я убежден, что совместными усилиями двух империй Франция неминуемо будет захвачена, кто бы ее ни оборонял — британцы, мы или обе наши армии вместе. Германцы с русскими выкатят против нас пятимиллионную армию, самолеты, танки, соединенный флот их не меньше, чем Грандфлит.

— Мерд! — ругнулся Клемансо, хотя к ситуации подошли бы словечки похлеще. — Сколько же у нас времени на раздумья?

— Сутки. Да-да, ты не ослышался, дорогой Жорж. Если я уведомлю их дипломатическую службу, завтра же сюда прибудет личный посланец русского государя. Собственно, что я рассказываю. Сам почитай.

Премьер взял в руки листок.

— Они обещают показать документы, освещающие ситуацию в абсолютно другом свете. Верно, я слышал — они раздобыли какие-то бумаги из Форин-Офис и шантажируют ими полмира. Как ты думаешь, Раймон, отчего предложена тайная встреча?

— Намекают, что не хотят оказывать на нас чрезмерное давление, как если бы британцы узнали об официальных консультациях в Париже за их спиной. Тайная дипломатия чем хороша — мы имеем право за нее не отчитываться, а наши враги и союзники имеют возможность ее не замечать.

— А если откажемся, русские начнут развертывание своих войск, нацеленных на разгром французской армии. Раймон, похоже, выбор у нас невелик. Как минимум выслушаем.

— И заработаем лишний день безмятежности, — сухо отрезал президент, вдруг подобравшийся, как пантера перед прыжком. — Один день, не более. Без иллюзий, мой друг.

Судя по тому, что личный посланник Государя граф Воронцов рано поутру постучался в апартаменты Клемансо, он заранее прибыл в Париж, не имея официального дипломатического прикрытия. Так, закупить с женой наряды к Рождеству.

— Пардон, месье премьер, что настоял на приватной встрече у вас дома. Обстоятельства к тому принуждают. — Легкими и точными движениями, выдающими гимнаста и фехтовальщика, русский извлек конверт, содержавший некоторую часть фото, показанных весной в Стокгольме на столь же тайной встрече. — Соблаговолите ознакомиться.

Не новичок в политике, Клемансо понимал, что, играя в команде с англичанами, нужно держать ухо востро и не удивляться удару в спину. Но что к сердцу Франции с самого начала войны был приставлен нож, а джентльмены с холодной рассудочностью подумывали — втыкать его или нет, произвело на премьера неприятное впечатление.

— Обратите внимание. Здесь нет особой подлости в отношении французов. Британцы ко всем так относятся, без исключений.

Министр собрался с мыслями.

— Ваше щедрое предложение означает ультиматум. Или Франция подписывает прекращение огня с кайзером, или Россия объявляет войну Франции.

— Да, месье.

Слова «Oui Monseir» во французском языке весьма благозвучны, даже с русским акцентом. Почему же здесь они прозвучали лязгом гильотины, приговором Третьей республике?

— Я не могу это решать. Мне нужно встретиться с президентом.

— Конечно. А вы бы не соблаговолили выразить свое мнение?