Подниматься ей приходилось не единожды. Падая раз за разом, наемница повторяла свой путь. Иногда в голове возникал тревожный вопрос: учится ли она чему-то новому или просто запоминает безопасный путь, который больше нигде и никогда не повторится?

Здесь, в окружении холодной тьмы и смерти, сложно было определить время. Смартфон выдавал сплошные помехи, ни одно из приложений не работало. Очки только на треть проявляли свою полезность, по большей части мешая. Но без них вокруг и вовсе царила непроницаемая мгла. Если кто-то когда-то преодолевал эти испытания, как он двигался? На что ориентировался? Или таковых не было, Фемиде первой позволили открыть марафон?

Взобравшись на край уступа, девушка осмотрелась. Позади нее чернел провал бездны, из которой она только что выбралась, впереди — невообразимые просторы подземного грота. Каменная равнина начиналась из тьмы, тьмой заканчивалась. Если бы человека высадили на безлюдную планету, он ощутил бы схожее чувство с той опустошенностью, которую испытала наемница.

Проделанный с такими усилиями путь привел ее в пустоту. Камень и бездна — разве это могло быть целью? Куда теперь? Фемида посмотрела себе под ноги, но не нашла там никаких подсказок. Чуть впереди белел человеческий скелет, а дальше — еще и еще. Кости проявлялись по мере того, как девушка осматривалась. Словно мгновение назад ничего подобного не было.

Только тогда до нее дошло, что это такое. Дно Грота, в который она сама не так давно сбрасывала трупы. Но если отсюда не видно огней хорошо освещенных Штолен, какое расстояние их разделяет?

Неужели весь путь наверх ей предстоит проделать именно так? Фемида с ужасом поняла, что далекое, и почти забытое, слово «Лимб», вновь стоит за ее спиной. Безнадега и кошмар, желание поскорее оказаться где-то далеко, больше никогда не видеть и не сталкиваться с всепожирающим отчаянием. Просто лечь спать и больше никогда не проснуться…

Восхождение пришлось продолжить. Сколько угодно она могла стоять на месте, это бы ровным счетом ничего не изменило. Следуя по странному наитию, от одного скелета к другому, Фемида оказалась перед вертикальным тоннелем, в который едва можно было протиснуться. Заглянув в него, девушка увидела нечто, отдаленно напоминающее свет.

Работая всем телом, она вскоре преодолела первые несколько метров. Приходилось шевелить плечами, бедрами, извиваться, как червю. Согнуть руки в локтях в такой тесноте было невозможно, не говоря уже о том, чтобы помочь себе коленями. Одно хорошо, когда требовался отдых, достаточно было просто расслабиться и повиснуть на стискивающих ее выступах.

Это испытание не требовало быстрых решений, не нужно было рисковать или искать обходные пути. Требовалось только одно — извиваться и двигаться вперед. Сосредоточенная на этом деле, Фемида старалась ни о чем не думать, но когда вокруг тебя нет ничего, кроме непроницаемой толщи горных пород, можно сойти с ума.

Страха, что ее может расплющить или тело намертво застрянет в тоннеле, не было. Был страх, что этот путь никогда не закончится. Содрав себе все, что только можно, наемница подумала, что неплохо было бы отдохнуть, а еще лучше — возродиться с новыми силами. Но что, если придется начинать все сначала?

Какими-то немыслимыми усилиями, ей удалось извлечь фляжку с настойкой. Пара глотков умерили терзающий ее голод, освежили разум. Правда, эффект иссяк так быстро, что пришлось повторить. Вновь всплыли обрывки воспоминаний о Лимбе. Кажется, там были существа, впрыскивающие яд под кожу… Кажется, это приносило им облегчение, а тебя наполняло всепоглощающими страданиями…

Разве могло это сравниться с тем, что сейчас происходило с Фемидой? Она была почти уверена, что нет. Сейчас ей было так плохо, как никогда. На смартфон за это время не пришло ни одного уведомления. Видимо, сигнал не мог пробиться сюда.

Сколько часов нужно было преодолеть, чтобы тебя начало клонить в сон? Да и как можно поспать, когда ты в узкой каменной глотке, почти не можешь шевелиться от холода? Постаравшись отвлечься, вспомнить размеренные дни на борту воздушных кораблей, завтрак на берегу моря, в компании с Джамандой, наемница погрузилась в состояние, почти похожее на сон.

Часто просыпаясь, она не могла понять, спала ли вообще, или попытки заснуть преследовали ее, как картины из сновидений? Одно оставалось неизменным. Боль во всем теле. Фемида не чувствовала даже намека на облегчение, боль терзала ее, только с новым оттенком. Так ноет застаревшая рана, ноет перед бурей, как будто намекает, что бежать ты не сможешь, даже если решишься.

Фляга опустела на две трети. Или три четверти, разницы уже не было. Девушка не могла сдвинуться с места не потому, что застряло физически, у нее не осталось моральных сил. Заставлять себя извиваться — для чего?

Отравленный сонным зельем дротик впился под кожу. Это было решение, порожденное отчаяньем. Может быть, если поспать таким способом, то станет легче? Но преодолев еще несколько метров, Фемида смогла себя уговорить, что смерть, даже если это перенесет ее в самое начало, отличный способ избавления.

Требовалось хотя бы пару минут постоять на открытом пространстве. Поработать руки и ногами, несколько раз прыгнуть или пройтись по кругу, все что угодно! Только бы снова почувствовать себя свободной.

Кинжал висел на поясе, опустив к нему запястье, Фемида принялась рвать о стальные зубья собственные вены и жилы. Это было почти не больно, так как от холода онемели конечности. Теплая кровь заструилась по пальцам, просочилась сквозь штаны, затекая в ботинок.

Почти заснув, наемница с полным безразличием подумала, что если в обычное время голод тревожил ее не чаще одного раза в сутки, а фляжки хватало на длительный срок… То в этой тесной кишке она провела несколько дней. Пробуждение не принесло облегчения. Это не было воскрешением, Фемида могла поклясться в этом.

Но посмотреть себе под ноги она не могла, а за все время подъема светлое пятно выхода так и не приблизилось. Так что, определить свое местоположение не получилось. Возвращаться назад? От такой мысли к горлу подступил ком. Ком отчаяния… Это чувство стало верным проводником в сознании девушки, словно монстр. Неведомая колючая тварь, вросшая в плоть жертвы настолько тесно, что даже если вырвать ее с корнем, умрут оба.