— Тебе надо было дождаться, когда я это сделаю! Как вы вошли вообще? Дверь заперта.

— Через другую, — стесняясь, ответили мы.

Недовольный Михаил пошел к счетчику, а мы остались на распутье. Я-то в прямом смысле, а вот кто-то другой — в переносном тоже.

— Светочка, мы же не обменялись номерами! — напомнил ей Павел.

— Ой, у меня телефон разрядился, а зарядить не факт что скоро смогу, — кивок в сторону, куда удалился Миша, — короче, потом как-нибудь…

— Погоди! — Паша разглядел на цементном полу какую-то бумажку, подобрал, достал ручку из кармана и начал что-то чиркать. — Я тебе так напишу, а потом внесешь!

«И как он пишет почти в полной темноте?» — удивлялась я. Однако, когда Павел вновь поднял голову, Светы с нами уже не было.

— Где она, ребята?

— Ушла, — с грустью ответила я. — Мне жаль.

— Чего тебе жаль? — вдруг резко ответил он, хотя миролюбивый Павел очень редко кому-то грубил. Да, он часто повышает голос, но потому, что он холерик (не всегда, конечно, но чаще всего), а не потому, что он злой. — Она просто не любит с листиков номера вносить, понятно? Она хочет, чтобы я ей продиктовал!

— Пахан, — поддержал меня Женька, — если человеку не нужен написанный номер, он ему и на слух не нужен. Прости, но это так.

— Да пошли вы!

Паша скомкал бумажку и швырнул в Женьку. В этот момент появился свет — на этаже, но не в подвале, — однако мы были недалеко от главной лестницы, а дверь оставалась распахнута, поэтому Самойлов гордо пошагал в том направлении. Мы с Женькой решили вернуться на винтовую лестницу и закрыть ту дверь на крючок, а потом уже выйти через нормальный вход, чтобы не нервировать Михаила. Женька подсвечивал путь своим фонариком.

Уже на первом этаже я развернула Пашино послание. М-да… Его извиняет только то, что он писал в темноте. Даже если бы «Светочка» забрала записку, хрен бы, простите, она что-то внесла в свой телефон.

— Вот, он даже не пытается скрыть, что он доктор. — Я показала каракули Женьке. — Видишь этот почерк? Ты хоть слово понял?

— Да, понял, за много лет привык уже. В детстве записки друг другу писали в школе. Причем меня учительница наказывала, а его нет. Как можно ругать за текст, который непонятен?

Я засмеялась. Затем остановилась и взяла его за руку, чтобы он тоже притормозил.

— Что?

— Жень, а мы сильно, ну, поругались?

Он улыбнулся.