Слово за слово, решили люк открыть и осмотреться на поверхности. Правда, Джон предупреждал всех, что разгерметизировать убежище раньше, чем через двое суток после начала цепной реакции очень опасно, но его никто уже не слушал. Мне тоже уже думалось, что если в новостях не сообщили, значит, ничего такого особенного и не случилось. Кажется, Джонни немного расстроился из-за того, что ядерная война опять отложилась на неопределенный срок, и он потерял шанс продемонстрировать свежеприобретенные армейские навыки. Впрочем, активно мешать открывать люк он не стал и кажется, не без удовольствия обнял Петси, которая кинулась к нему с воплями, что боится радиоактивной пыли.
Отправленный на поверхность разведчик вернулся через пятнадцать минут и сказал, что на поверхности всё так же, как и было.
— Как думаете, это действительно динамит? — спросила Петси, когда мы пришли к своей машине, найденной в целости и невредимости.
Я взглянула на восток, туда, где бахнуло. Дыма видно не было; впрочем, в темноте я и не могла бы его разглядеть; огня же не было точно.
— На кой кому-то нужно взрывать динамит на пустом месте? — резонно ответил Ронни. Это было где-то за оврагом. Пригороды там уже кончаются.
Я подумала, что хорошо, что взорвалось на востоке, а не западе. На запад от нас находится центр города, где все главные гостиницы. Катастрофа на окраине, за пригородом или даже на краю дальнего пригорода означает, что никакой заезжий рок-н-рольщик точно не пострадал. Направлению в сторону нашего дома место взрыва тоже не соответствовало. Так что можно было, кажется, расслабиться.
— А что, — сказал брат, сев в машину — может, съездим, посмотрим, чего там случилось?
— Уроки, — ответила Петси. — Уроки, уроки, уроки.
— Да и настроения уж нет, — сказала Пенси. — Я устала и хочется плакать.
— И мать ждёт, — закончил Ронни. — По-любому закатит скандал, что так поздно вернулся.
— Ладно, значит, в газетах прочтем, — решил Джон.
Моего мнения как-то не спросили, да я особо и не старалась его сформулировать. О пережитом хотелось скорее забыть. Кроме того, возвращаться домой слишком поздно действительно не следовало, чтобы не отбить желание у родителей отпустить меня и на завтрашний концерт тоже.
Словом, мы двинулись восвояси и всю оставшуюся дорогу ехали молча.
5. Я общаюсь с папой
Любимое папино кресло — шарообразное, словно спутник, из полистирола и дралона, белое снаружи и оранжевое внутри. Возле него располагается торшер такой же формы — в виде шара на параболической подставке. Корпус телевизора, стоящего напротив, — тоже пластиковый шар, подвешенный к потолку. С каплевидной формой плексигласового журнального столика перекликаются оранжевые кругляшки, плавающие внутри лавовой лампы. В общем-то углов в гостиной нет: и узор на обоях, и экран телевизора, и папино пузо — всё имеет примерно одну и ту же обтекаемую конфигурацию. О наших отношениях такого не скажешь.
Когда мы вошли в дом, отец как всегда восседал в своём шаре с газетой.
— Ну наконец-то! — воскликнул он. — Куда вы запропастились?! Мы тут уже думали полицию вызывать!
— Папа, ты не представляешь, что случилось по дороге… — начала я.
Но Джон перебил:
— Этот Элвис два часа не затыкался! Я уж думал, он не кончит никогда.