Приход отца Алексия теперь был не большим, хотя посёлков с русским населением было в нём не мало: Кузейкино, Ивановка, Малый, Большой да Драгунский Батраш, Гулкино тож. Но в храм теперь ходили не все, и не постоянно.
Поговорили о новостях, из которых стало ясно, что фронт у Бугульмы всё же есть, белые кое-как держат оборону, а красные стягивают силы для прорыва, время от времени пробуя противника на слабину. По тракту на восток тянулись прибывающие части красной армии, тыловые обозы, в обратном направлении двигались повозки с ранеными и конфискованным имуществом. Последнее крайне настораживало хозяев, наивно полагавших, что новую жизнь будет можно как-то устроить не ломая до основания старую. Ходили смутные слухи о расстрелах и раскулачивании, об отделении церкви от государства, о лишениях и трудностях предстоящей зимы. «Красный террор сюда ещё не добрался» – сделал вывод Туманов, и ему стало жалко этих гостеприимных людей, не способных принять тот факт, что никогда уже их жизнь не станет прежней, а какая их ждёт – одному Богу известно. И не помочь им, ничем и никому.
Да пусть хоть чешские отряды наведут порядок, куда же это годится: солдаты, защитники грабят мирное население. Как разбойники. Ты можешь объяснить, сын мой, кого и от чего они защищали сегодня там, в лесу?
Туманов не стал ему говорить, что по документам, которые он привычно изъял, обыскивая убитых, выходило, что двое грабителей были красноармейцами, один с чешского батальона, и ещё один с Народной армии Комуча. Видимо, все дезертировали со своих частей, такой получился у них «Интернационал», объединённый общей целью и интересом. Сказал совсем другое.
Молчавшая до сего момента Настя, с воодушевлением поддержала его:
Туманов внимательно смотрел на притихших вдруг собеседников, и наконец проговорил:
Затянувшееся молчание за столом было красноречивым свидетельством тому, что хозяева восприняли его совет серьезно.
Туманов поблагодарил за ужин и удалился в выделенную ему комнатку. Уехал он ночью.
Направление теперь держал вдоль Чистопольского почтового тракта, на Юго-восток, памятуя, что фронт около Бугульмы превратил тракт, по сути, в рокадную дорогу. Свой новый маршрут проложил через Юлдашево, откуда и собирался выдвинуться на Солдатскую Письмянку. В населенные пункты не заезжал, стараясь держаться вдоль проселков по левому берегу Кичуя. Не раз встречал обозы красных, везущих изъятые у населения продукты то в сторону фронта, то в сторону Казани. Он уже знал, что это называется новым термином – продразвёрстка, так же знал, что население воспринимало это крайне болезненно, множа и без того не редкие ряды недовольных. Не единожды в пути ему довелось быть свидетелем откровенного грабежа населения такими вот обозами. Если на въезде в село или деревню стояли пикеты красноармейцев, а в самих поселениях стоял гвалт, собачий лай и мычание скота – значит там шла она, продразвёрстка. Всё это тщательно обходил стороной, справедливо полагая, что времени у него не так уж много, а встревание не в свои дела задержит его ещё более. Второго октября он добрался до Юлдашева.
Идущий по следу
Проверку решил не откладывать в долгий ящик, следующим утром я уже был на месте своего победного бегства. Забавная терминология, правда?
Осмотрел воронку, осмотрел прилегающую территорию и всё вокруг на целую версту. И – ничего, представляете? Ни единого следа, указывающего на присутствие тут вчера с полдюжины вооруженных всадников. Ни бинтов, ни гильз, ни окурка, ни конских следов, ни подтирочного (пардон) материала, даже навоза не было. Вот так бойцы у Туманова! Не иначе, как казаков себе набрал. Была у меня надежда, что Туманов разрывом снаряда был ранен, пусть самую малость. Мне и нужно-то было немного его крови, ну хоть кусочек бинта или капля на травинке. Но увы, не мой день.
Я чётко представлял, где находился мой визави в момент взрыва. Между нами была подвода, которая скорее всего приняла на себя основной удар осколков и взрывной волны. То есть, должны были остаться щепки телеги и изуродованный труп лошади. Ну, и где это всё?
Ладно, такой результат меня тоже устраивал, хотя и добавлял много вопросов. Если крови и следов нет, значит, Туманов жив (иначе, чего ради так заметать следы?). Если он жив, то рамки его должны видеть, а этого не происходит – почему? Кстати, наших лошадей кто-то уже увел в Слободу, надо будет и с этим разобраться. Оставил на время решение всех этих загадок и четыре следующих дня потратил на поездку в Чистополь. Нужно было рекрутировать в своё распоряжение хотя бы пару нормальных бойцов, и связаться с Симбирском на предмет подтверждения своих полномочий в Пятой армии, потому как чувствую, что придётся-таки налаживать взаимодействие с её частями. И как оказалось, не зря я был в эти дни у телеграфа.
29-го вечером нарочный доставил мне в номер, где я остановился, срочный вызов к аппарату. На проводе был Политотдел 5-й армии, с которым Глеб организовал тесный контакт и даже передал свою агентуру. Она и докладывала: сегодня во второй половине дня, в районе Олимпиадовки отрядом продразвёрстки обнаружены четверо убитых бойцов, без документов. Двое убиты ударом ножа в шею, у двоих свёрнута голова. Командир отряда решил доложить об этом без замедления, ибо имел инструкцию докладывать о всех необычных происшествиях срочно (ещё раз спасибо Глебу), оставил обоз на своего заместителя, а сам помчал до Ново-Шешминска, откуда и доложил. Что же необычного в обнаружении по военному времени четырёх трупов, спросите? А то, что были они оттащены от дороги и припрятаны, правда не особо тщательно. Кроме этого у всех отсутствовали документы, и все убиты были очень