– То, что в нашем сознании частично блокированы чувства и эмоции, еще не значит, что со временем они не могу вернуться к нам… Мозг удивительно гибок.

Взгляд А́ртура переместился к одному из шести жизнеутверждающих плакатов.

– Нет, я не из первых двухста тысяч, – поняв мысли А́ртура, сказал Алкей. – Эти Визумы подвластны времени. Они были созданы, как обычные люди, и стареют так же как они…

– Как такое возможно?

– Что именно? – улыбка Алкея стала хитрой. – Как возможно сохранить втайне от всего мира существование первых двухста тысяч Визумов, ни в чем не отличающихся от обычных людей? Или ты говоришь об экспериментах с возможностями Визумов быть лучше и жить дольше?

– Начните с первого...

– Первые двести тысяч – только эксперимент. Получились слишком человечными и военным оказались не нужны. Их отпустили в жизнь и забыли о них. Просто, правда? Куда сложнее объяснить второе… – призадумался Алкей. – Нет ничего проще создать нового человека во всем похожего на обычных людей. Это как работа по шаблону, но стоит только уклониться от существующего образца, сделать его, скажем, сильнее и выносливее, сразу возникают последствия вроде тех, что связаны с продолжительностью жизни.

– Но пятнадцать лет назад компания всему миру объявила, что не знает причин этих специфических особенностей. Вы и по сей день ищете ответ…

– Мы не можем вот так запросто разглашать военные тайны, но мир начал задавать вопросы и «ВизумБио» нужно было что-то сказать.

– Вы нарушили военную тайну, раскрыв ее мне.

– Конечно, нарушил, – без тени подлинного беспокойства заметил Алкей. – И нарушу ее опять, рассказав тебе об уничтоженных военными трех тысяч Визумов из числа первых двухста тысяч по распоряжению правительства, как дефектный продукт. Ликвидацию остановили не сразу. Бюрократия, сам понимаешь…

Возникла короткая тишина.

– Сострадание, – заметил Алкей. – Не слишком приятное, но полезное чувство. Давно ты им обладаешь?

– Люди часто принимают странные, во многом неприемлемые и даже ужасные решения, – пропустив вопрос Алкея, сказал А́ртур. – Тайны, о которых вы имели неосторожность мне поведать – горький пример таких решений.

– Не одобряешь мою честность с тобой, – впервые за все время улыбка Алкея, словно тень на его лице, стала едва заметна. – Доложишь об этом?

– Нет.

– Я не сомневался в тебе.

Во всем, что говорил и делал Алкей, был тайный смысл. А́ртур спросил прямо:

– К чему все это?

– Прости, что отвечаю вопросом на вопрос… Но как ты сам думаешь?