Во-первых, пиктов давно никто не завоевывал, и они справедливо относились к нам, как к наглым захватчикам.
Во-вторых, киммерийцы пиктов презирали, а пикты киммерийцев люто ненавидели.
В-третьих, население Пиктляндии составляло не менее двух миллионов человек. Ты еще помнишь, сколько было солдат в моей армии?
В общем, удержать Пиктляндию оказалось гораздо труднее, чем захватить. Стало совсем худо, когда эти засранцы занялись своим любимым занятием — засадами и ловушками. Стрела, выпущенная рукой убийцы, могла настигнуть киммерийца или наемника где угодно — в доме, когда он подходил к окну, на улице, на лесной дороге…
Естественно, я не сидел сложа руки. Регулярно проводились зачистки. Местному населению было запрещено передвигаться по стране. Вовсю работала разведка. Были подкуплены все более-менее влиятельные семьи. В обмен на сотрудничество местной знати вернули толику привилегий. Были наняты дополнительные отряды рейнжеров.
Но пикты все равно продолжали стрелять. Каждый день умирал кто-то из моих людей. Я запрещал за них мстить, но слишком часто этот приказ нарушался. Киммерийцы мстили за родичей, сжигали одну или две деревни, убивали совершенно непричастных туземцев — что, конечно, не способствовало росту народной любви.
Меня пытались убить чаще, чем кого бы то ни было — что, впрочем, неудивительно. Пока все эти попытки проваливались. И дело было не только в хороших доспехах, которые, вдобавок, были оплетены защитными чарами. Не только в успешных действиях моей личной охраны и не в везении. Я обнаружил в себе странную способность — я мог предощущать опасность. Я понял это, когда произошло самое первое покушение. Что-то сжало мои внутренности в ледяной комок, мозг отключился, и я, не размышляя ни о чем, просто упал на землю. Стрела пронеслась совсем близко, оставив за собой только свист и порыв ветра, а мои телохранители уже бежали туда, откуда она прилетела.
Ко мне привели убийцу — черноволосого пикта с благородной осанкой. Рейнжер передал мне его оружие — черный ростовой лук.
— Ты хотел меня убить? — Спросил я у пикта.
— Вы все сдохните! — Выплюнул он. — Сдохните, вонючие горцы!.. Сдохните!..
— Я дам тебе шанс убить меня. — Ответил я. — Верните ему меч.
Ему дали оружие. Я снял доспехи и обнажил собственный клинок. Мой неудавшийся убийца немедленно бросился в атаку. Он был довольно неплохим бойцом — для пикта.
Естественно, настоящего поединка не произошло. Некоторое время я защищался, затем выбил меч у него из рук, сшиб с ног и приставил острие меча к его горлу. Кадык моего врага судорожно дергался вверх-вниз. Разбитые губы сочились кровью. Во взгляде не было страха — только ненависть, бесконечная, как сама тьма.
Впрочем, я и не рассчитывал, что он воспылает ко мне любовью. Я убрал клинок в ножны и сказал:
— Я дважды мог бы отнять у тебя жизнь, но вместо этого я тебе ее дарю. Иди. Ты свободен.
Очень благородно звучит, не правда ли? Вынужден признаться — я не благородный герой, а циник.
Пикт сделал несколько шагов к лесу. Его никто не преследовал. Его глаза по прежнему горели фанатичным огнем ненависти, но на мгновение мне показалось, что в них мелькнуло что-то еще… Нет, не сомнение… Скорее — недоумение.
— Мы все равно вышвырнем вас отсюда, горские ублюдки! — Прошипел он. Один из моих телохранителей шагнул было к нему, но я поднял руку, и он остановился. Я пожал плечами и не обращал на пикта внимания до тех пор, пока он не скрылся за деревьями.
Облачаясь в доспехи, я улыбался. Нет, я не великодушный, не благородный герой. Будь я героем, я бы не начал войну, которая унесла жизни десятков тысяч людей, виновных только в том, что они пытались защищать свою родину. Будь я великодушен, я не совершал бы того, что совершает любой завоеватель в покоренной стране — не брал бы, к примеру, в заложники семьи тех молодчиков, которые охотились на моих людей. Но я должен был казаться благородным и великодушным. Именно для этого я и отпустил своего убийцу. Местное население должно научиться любить меня и бояться моих людей. Когда эта цель будет достигнута, страна станет моей от и до, вдоль и поперек.
Тех убийц, которые стреляли в моих людей, мы вешали. Тех убийц, которые стреляли в меня, я отпускал. Соотношение первых и вторых — тысяча к одному, но какой имидж мне создавали эти единицы!