Рукой не дотянуться, не увидеть глазом. Приблизить невидимое, осмыслить приближенное – подлинная стихия поэта.
«Любовь к Арсению Александровичу Тарковскому совершенно неистребима во мне», – писал Юрий Коваль. Их дружба была нежной. В книге Коваля «АУА» напечатаны прелестные маленькие эссе о Тарковском в духе письма к Искандеру. Арсений Александрович рисовал Коваля, а Коваль – Тарковского. Сохранился их двойной фотопортрет с одинаковыми «а ля Шерлок Холмс» трубками – иронический документ общности. И все же дело не в том, что «оптические» пристрастия Тарковского объяснимы лишь стремлением к тому, до чего не может дотянуться рука. Вся мировая философия и поэзия втянута в сознание, осознание себя частью Космоса: от мифологической одушевленной уютной Вселенной Гомера до страшной холодной Маяковского («Пустота. Летите, в звезды врезываясь»).
Вся поэтика суть «часы и календарь». Закономерно или нет, но приходит на память Владимир Набоков, не с телескопом, но с микроскопом.
Гораздо позже я вновь открыл ту же отчетливую и молчаливую красоту на круглом сияющем дне волшебной шахты лабораторного микроскопа. Арарат на стеклянной пластинке уменьшением своим разжигал фантазию, орган насекомого под микроскопом был увеличен ради холодного изучения. Мне думается, что в гамме мировых мер есть такая точка, которая достигается уменьшением крупных вещей и увеличением малых: точка искусства[33].
Набоков был современником Тарковского. У них (при несомненности различий) было много общего. Например, вечная ностальгия о «потерянном рае» детства. «Выра» Набокова была Елисаветградом Тарковского. Они одновременно в 1919 году утратили свой лучезарный рай, и оба всю оставшуюся жизнь его вспоминали. И оба (и снова по-разному) не имели дома. «Хвала тебе, мой быт, лишенный быта», – пишет Тарковский. Набоков отдавал предпочтение жизни в гостиницах, т. е. не стремился к оседлости.
Одну из глав своих мемуаров «Писательский клуб» поэт Константин Ваншенкин посвятил Тарковским. Как и все современники, он был под обаянием таланта и личности Арсения. Но особенно меня поразила одна его мысль, неожиданно вдруг совпавшая с моим наблюдением. Он пишет:
У них (Тарковских) была «Волга», Таня ее водила. Была своя дача, просторная квартира в Москве. Но они часто и подолгу обитали в подмосковных писательских домах. Предпочитали такой образ жизни.
И далее неожиданно:
Известно, что Набоков с женой в последний швейцарский период постоянно жили в гостинице. Но одно дело их комфортабельный фешенебельный отель под пятью звездочками и другое – Малеевка или Переделкино.
Думается, дело не в «звездочках», но в общих для глубоких и философских душ, космически интуитивных чувствах «временного постоя» здесь, на Земле.
Оба совсем особенно относились к «бабочкам».
Для Набокова – изучение стереометрических фигур было профессией, в которой он много преуспел. Не знаю, уместно ли здесь упоминание о еще одной общей с Набоковым страсти – все к тем же стереометрическим фигурам, к шахматам.
И трудно найти более точное определение поэтической форме Тарковского, нежели то, которое дал Набоков: «сотворить органическое чудо – стихотворную строчку – совокупление звука и образа»[34].
В 1974–1975 годах, уже имея мировое признание, его сын Андрей работает над фильмом «Зеркало», первоначальное название которого «Белый, белый день» было строкой из стихотворения его отца, связанного, в свою очередь, с тенью Александра Карловича Тарковского.
Их отношения, по сути, изменились давно. Они не только отец и сын. Они не только род Тарковских. Они равнозначные творцы, их дыхание сливается в рожденной новой художественной форме киноленты «Зеркало». Арсений Александрович читает сам в фильме свои стихи «Жизнь, жизнь» 1965 года.
Тайна общей жизни-бытия, мать как центр, намагничивающий все: и прошлое отца, и будущее сына. «Судьбы скрещенье» уже не в проходящем времени жизни, но в вечном искусстве. Исключительный финальный, прекрасный и светлый реквием роду Тарковских. В киноленте «Зеркало» Андрей снимает и Марию Ивановну.
В 1979 году Мария Ивановна скончалась от рака и похоронена на Востряковском кладбище. Она дожила до поэтической славы Арсения, режиссерского восхождения Андрея, до внуков Арсения и Михаила, сына Марины, которого успела понянчить. Ее жизнь никогда не была в бытовом смысле богата, но всегда внутренне полна.
В 1969 году Арсений пишет стихи:
Стихи без прямого посвящения, но хотелось бы верить, что они обращены к Марусе.
т. е. в 1929 году.