Кайзер отогнал мрачные мысли и посмотрел на генерала фон Мольтке.
– Слушаю вас, генерал.
– Количество русских солдат у границы за последние две недели возросло в три раза. Царь мобилизовал огромную армию – вполне достаточную для того, чтобы оккупировать всю Европу.
– А как проходит наша подготовка к всеобщей мобилизации?
– Очень хорошо, Ваше Величество, однако мы уступаем противнику по военной силе, особенно на море. Будем надеяться, что наши подводные лодки окажутся эффективными.
– Делать ставку на море только на подводные лодки – дело рискованное. Мы в любом случае не сможем быть на равных с британским флотом. А какую позицию займут Соединенные Штаты?
– Заверяют нас, что не станут вмешиваться.
– А Италия? Она выполнит свои обязательства и вступит в войну?
– Итальянцы заявили о своей безоговорочной поддержке, но вы ведь знаете этих итальянцев… На них лучше не рассчитывать.
– Турция проводит мобилизацию?
– Да, Ваше Величество. Она готовит широкомасштабное наступление на Восточную Европу.
– Захват Сербии отсечет южную часть восточного фронта, – сказал, слегка приободряясь, кайзер.
– Когда мы объявим войну?
– Подождем, пока русские сделают это первыми.
– Очень хорошо, Ваше Величество. Верховное командование австрийской армии сообщило нам, что завтра они начнут обстрел Белграда.
– Вместо дипломатов заговорят пушки, генерал. Будем надеяться, что они не заглушат и наши слова.
93
Мюнхен, 29 июля 1914 года
Шляйсхаймерштрассе представляла собой очень длинную улицу, вдоль которой с обеих сторон располагались ничем не примечательные четырехэтажные здания. Их неприглядные фасады переходили в остроконечные двускатные крыши, покрытые почерневшей черепицей, отчего дома казались еще более невзрачными. На соседних улочках не было ни души, и лишь по близлежащему широкому проспекту время от времени проезжали автомобили. Степенный рабочий люд уже улегся спать или же ужинал в своих крохотных кухнях. Когда Геркулес и его спутники подошли к нужному дому, они решили, что Геркулес и Линкольн войдут в здание, а Эрисейра и Алиса подождут их на улице. В конце концов, если Адольф Гитлер и мог быть очень опасным, он всего лишь простой смертный.
– Чего я опасаюсь, так этого того, что он там не один, – озабоченно сказал Линкольн.