Я пожал плечами.

— Не помню. Очнулся на моле. Дошёл до берега, хотел умыться. А тут вы накинулись, и давай руки крутить!

— У нас приказ! — оправдываясь, сказал младший лейтенант. — Задержать студента Гореликова и доставить в комендатуру. Ты идти-то сможешь? Или мне теперь машину вызывать?

Идти жутко не хотелось. Но я представил, сколько времени займёт возня с машиной, которую непременно затеет неугомонный лейтенант. Комендант за это время совершенно озвереет, и меня не ждёт ничего хорошего.

— Смогу, — ответил я, — только не быстро.

И поднялся на ноги.

Мы прошли вдоль набережной и свернули к поросшим травой покатым земляным валам крепости Пиллау. По пешеходному мостику перешли широкий ров, заполненный мутной водой. Возле полукруглых ворот стояли двое часовых. Мы прошли мимо них.

Низкий кирпичный свод заслонил весеннее небо, и я невольно вздрогнул. Показалось, что отсюда я уже никогда не выйду.

Внутренний двор крепости, несмотря на чистоту, производил впечатление серости. Сырой была булыжная отмостка вдоль кирпичных стен. Серый асфальт плаца. Даже белый гипсовый бюст Ленина посерел от весенних дождей.

Наискось через двор меня провели к трёхэтажному зданию из багрового, сильно обожжённого кирпича. Здание то ли осталось с немецких времён, то ли было заново построено из имевшегося под рукой материала. На некоторых кирпичах ещё сохранилась немецкая маркировка.

Узкие окна здания были забраны частыми решётками, сваренными из арматуры. На табличке возле входной двери я успел увидеть надпись «Военная комендатура».

Мы прошли длинным коридором и остановились возле двери, которая была выкрашена серой краской. Младший лейтенант постучал.