Отец Корнелиус заморгал, словно очнувшись ото сна, и поднял глаза. Над противоположной стороной стола возвышался Уокер, словно появившись из ниоткуда. Но, судя по выжидательному выражению его лица, он стоял там уже некоторое время.

– С вами все в порядке, отец?

Священник кивнул. Но, по правде говоря, он не чувствовал себя хорошо. Кроме холода, поселившегося в костях, он ощущал странный покалывающий жар на лице и в затылке. Когда кожа покрылась потом и стала липкой, он стал задумываться, не угораздило ли его подхватить какой-то вирус?

Уокер обогнул стол и присел рядом.

– Отец?

– Прошу прощения. Всего лишь минута слабости. Вы наверняка понимаете. – Отец Корнелиус снял очки и указал ими на деревянную крышку, прислоненную к стене. – Видите там надписи?

– Вижу, – ответил Уокер со странным выражением лица. Настороженным и обеспокоенным.

– Есть несколько элементов, указывающих на несийский – язык хеттов. Но несколько символов являются вариациями из аккадского. Есть еще третья группа элементов, мне не знакомых. Полагаю, в них могут содержаться ключи к морфологическим, синтаксическим и фонологическим мостам, которые помогут понять четвертый – оригинальный язык. Возможно даже, что написанное на крышке и выдавленное на фрагментах битумной оболочки – это не вариация, а самый что ни на есть родительский язык, из которого в конечном итоге возникли другие три.

Отец Корнелиус потер руки в тонких перчатках друг о друга, чтобы согреть. Артритные пальцы ныли. Затем подвинул один из больших фрагментов, лежащих на столе, и попытался более плотно приладить его к соседнему.

– Может, пора его отвести? – раздался другой голос. – Пусть немножко отдохнет.

Отец Корнелиус раздраженно обернулся и вздрогнул, увидев, как много людей собралось вокруг него. Здесь были Хелен, Уин Дуглас и кто-то из турецких студентов. Несколько поодаль стояла Каллиопа и снимала все на камеру. Как давно она здесь? И как давно все остальные?

– Не говорите обо мне так, будто меня здесь нет, – ответил он, не вполне понимая, кому именно.

– Отец… – заговорила Хелен, глядя на него добрыми глазами.

– Я не ребенок, которого можно отправить вздремнуть, – сказал он, почувствовав, как жар бросился ему в лицо и стал перетекать в грудь и руки. – Юная леди, я – ваша единственная надежда на то, что эти письмена будут расшифрованы. Кстати, кое-что я уже могу сказать… – Он развернулся и посмотрел прямо в камеру Каллиопы. – Основываясь на том немногом, что я успел перевести, можно с уверенностью утверждать, что этот корабль и есть библейский Ковчег. И он построен человеком, чье имя можно перевести как «Ной».

Почувствовав каплю пота, скатившуюся на бровь, он вытер лоб рукавом. В горле сильно пересохло. Посмотрев сначала на Уокера, затем на Хелен, он осознал, что его слишком напрягает вид камеры.

– Отец, – хмуро сказал Уокер и дотронулся до его руки. – Не думал, что вы разделяете буквальную интерпретацию…

– Это не так! – воскликнул отец Корнелиус и отдернул руку. Немного желчи поднялось по пищеводу и обожгло гортань. Он судорожно сглотнул и снова вытер лоб. – Вы наняли именно меня, доктор Уокер, поскольку вам известна моя квалификация. Я не считаю, что мы должны пересказывать историю Потопа дословно, но…

– Отец, – вмешалась Уин, присев по другую руку так, что теперь они с Уокером окружили его стул с двух сторон. – Вам надо прилечь. Боюсь, высота влияет на ваше самочувствие. Вы выглядите нездоровым.

Священник фыркнул и откинулся на спинку стула.

– Не смешите меня. Я только начал процесс перевода с языка, который никто в мире никогда не документировал. Как я это сделаю, если… если я…