— Не можно, а нужно.

Сонька открыла глаза. Но вместо того, чтобы ахнуть или ойкнуть, как это принято у девчонок (ну хотя бы из вежливости, раз уж ей эти цветы до фонаря), она нахмурилась. Ткнула куда-то пальцем и спросила:

— Что это там?

— Где? — Я не понял сначала, о чем она.

— Вон, смотри, в одуванчиках.

В два прыжка она очутилась на поляне и подняла что-то с земли.

Это был телефон.

— Дай сюда, — сказал я, забирая у нее мобильник.

Доисторический — с выдвижной антенной и черно-белым дисплеем. Из деревенских кто-то, видимо, потерял, я успел еще подумать.

И в этот момент телефон зазвонил.

Прямо у меня в руке — я от неожиданности чуть его не выронил. Я просто очумел! И тут же сообразил, что в принципе звонить он не может. Связи-то нет!

Ее нет, а он звонит. И мелодия знакомая. Точно, «Прекрасное далеко» опять.

— Ответь, — сказала Сонька. — Давай, а то сорвется.

На ней были все те же грязная куртка и шапка, а по лицу прыгал солнечный зайчик.

Квадратный.

Я нажал кнопку и сказал:

— Алё.

Я почувствовал, что расту. Как Алиса в стране чудес, сейчас упрусь башкой в потолок.

Дневник я из-за Грибка так назвал. Из-за Толика Грибкова.

День шестой