Дядя Семен тоже услышал — и сразу побежал к окну, на чердак. Там, по-моему, какая-то женщина кричала, на улице. Только она не просто кричала, а звала.

Она звала дядю Семена.

Мы оба выскочили на улицу. Сонька за нами увязалась, но дядь Семен ее дальше порога не пустил.

Это была его жена. Клавдия. Она стояла за оградой, метрах в десяти от дома и кричала.

Я сразу понял, что с ней что-то не так. Она двигалась ненормально — слишком медленно и раскачивалась всем телом. За забор хваталась, как будто сейчас упадет. Точно ее ноги не держат. А лицо у нее было серое. Знаете, как на старой фотке — как будто непропечатанное.

Дядя Семен к ней побежал. Побежал — это я, конечно, загнул. Сильно он хромал, поэтому я его обогнал сразу. Но он схватил меня за плечо:

— Стой. Не подходи к ней.

— Вы чего, дядь Семен? Я помочь хочу.

— Стоять, сказал! — рявкнул он и с силой отпихнул меня в сторону. Лицо у него было перекошено, на щеках выступили красные пятна. — В дом иди!

— Но…

— Я сказал, в дом. — Голос прямо лед, вот-вот треснет.

И тогда я понял. Я все сразу понял, и внутри заныло.

— Семееен, — опять закричала женщина.

— Я здесь, сейчас!

И я ничего не смог сделать. Я стоял и тупо смотрел, как он уходит. Я понимал, что он не вернется. Сейчас он подойдет к ней, и они вместе уйдут. Навсегда. Потому что она больная. Она заражена. Обречена. Зачем она вообще сюда пришла? Он же ей не нужен. Она ему нужна, а он ей нет. Дядя Семен нужен мне, он Соньке нужен. Как же мы без него?

Он уже был за воротами. Стоял и обнимал ее, гладил по лицу, целовал, обнимал снова. Только она ведь ничего этого не чувствовала. Что он, не видит? Может, ослеп?

— Дядь Семен! — Сонька опять выскочила на крыльцо. — Вы что?!

Он обернулся и посмотрел на меня. И улыбнулся своей бородой — совсем по-стариковски, виноватой, беспомощной улыбкой.

— Береги ее, — крикнул. — Теперь ты за всех. Ты один, понял?

Я понял. Я все понял, черт его побери! Он сейчас взял и смертный приговор озвучил. Всем нам.