На большом круглом столе стоят тарелки, чашки с блюдцами, ваза с фруктами. Красиво разложены сыры, ветчина, французские сухарики, органический йогурт, финики и золотой изюм «джамбо». И все это великолепие венчает ананас с янтарным отливом.

Почему я так не умею? Ведь это так просто.

– Садитесь, ребята. Это все for goodness[22], – смеется Наташа, произнося букву «г» в английском слове с украинским выговором.

Эта женщина создает свой маленький мир. В нем уютно и тепло. По крайней мере, мне.

Мы пьем чай, а меня тянет пофилософствовать.

– Наташ, вот ты говоришь, счастлива, что шкафы купила. А ведь счастье…

– Счастье, Ленок, – это как прическа, – перебивает меня Наташа. – Ветерок подул, и ее нет. Ты не обижайся, но такие разговоры я называю умничанье. В двадцать пять это нормально и правильно. А сейчас… Пошли лучше шкафы собирать.

Разобраться со шкафами занимает у нас не более получаса. А Наташиного мужика все нет.

Мы снова садимся пить чай.

– Где же этот Петя? Вот бестолочь, где его черти носят?

Звонок в дверь.

– Наконец-то! – Наташа бежит открывать.

В комнату входит среднего роста мужчина лет сорока с крупнорубленым выцветшим лицом. На нем дерматиновые стиляжные брюки и куртка. Длинные волосы подстрижены лесенкой и спадают на плечи. На руке металлический браслет, а из-под футболки на груди выглядывает широкая золотая цепь с пластиной, на которой по-английски написано «Peter».

Наташа закатывает глаза. Затем смотрит на него, как директор школы на ученика, пришедшего на уроки в костюме космонавта.

– Я же тебе говорила снять это барахло!

– А чё, тебе не нравится? – Петр широко по-простому улыбается. – Это же классный прикид.

– Вот именно, что «прикид». Это вот что? Цепи зачем на себя повесил?

– Так здесь же все так ходят. Во баба, вечно ей что-то не нравится.

– Ладно, знакомьтесь, – примирительно говорит Наташа. – Это Петр, это Лена.

Петр подходит ближе, и я чувствую родной запах перегара, смешанный с чесноком и дешевым одеколоном.