128

После немалых колебаний я решил оставить это уличное словечко – самое, увы, популярное в нынешней «общающейся» России, ибо любые эвфемизмы придадут разговору ложную, даже лживую тональность. Речь идет не о распутстве определенного процента людей, а о сокрушительной тотальности явления. И женщина-блядь – увы, не ругательство уже и не метафора, а терминологичность, к которой мы фактически принуждаемы.

129

В «Махабхарате»: «Вселенная возникла из семени, пролитого Лингамом бога Шивы. Все боги поклоняются Лингаму…» В «Шива-Пуране»: «Тот, кто не поклоняется лингаму, воистину очень несчастен и очень грешен».

130

Два маленьких эпизода из жизни Тарковского. Телорайдский кинофестиваль в США, 1983 год. Один из «андеграундных» кинорежиссеров приглашает Тарковского к себе в номер гостиницы и показывает ему фильм, где подробно запечатлены роды первого ребенка режиссера. «Через пару минут просмотра Андрей решительно встал и, извинившись, вышел». Недоумевающий режиссер догнал его и спросил, в чем дело. «Андрей ответил, что роды, продемонстрированные в данном фильме, сугубо личное дело супружеской пары, а не предмет искусства. Смотреть такого рода картины он считает для себя неприличным и непристойным». Второй эпизод: Италия, Сан-Григорио, одно из временных пристанищ Тарковских. Лариса Тарковская смотрит телевизор, вдруг возвращается с прогулки муж. Он видит на экране «бесконечный» поцелуй крупным планом. «Лариса! Что вы смотрите? Как вы можете такое смотреть?..» И выключает телевизор. Каким-то таинственным образом где-то поблизости витает это неизменное их друг другу «Вы».

131

Ср. у Майстера Экхарта: «В самой основе души – одно глубокое молчание. Только здесь покой и обитель для того рождения, для того, чтобы Бог-Отец изрек здесь своё Слово… Здесь Бог входит в душу всецело, а не частью Своей. Здесь входит Он в основу души. Никто, кроме Бога, не может коснуться основы её».

132

Современная феминизированная женщина понимает свободу не как сознательный выбор между добром и злом, а как волевое действие по разрушению всех и всяческих табу, завещанных большей частью еще древними сакральными традициями и, соответственно, как протест против всего сакрального, знание которого, разумеется, иррационально, что и вызывает дополнительное бешенство феминисток. А это означает не только отвержение всего измерения святости, включая измерение божественного порядка, но, соответственно, и этики с ее первооснованиями долга, чести и совести. Начинается же этот феминистический круг с жадного желания самоутвердиться в интеллектуальном равенстве, но далее интеллект и приводит к нигилизму, поскольку вся сфера сакрального есть не что иное, как предрассудок, то есть поистине то, что родилось раньше рассудка, что бесконечно его старше.

133

См. у Р. М. Рильке: «Принцип моей работы – страстная растворенность в предмете, который меня занимает, которому, другими словами, отдана моя любовь…» И далее: «Мой труд сам по себе – бесконечно более любовь, нежели то, что один человек может затронуть в другом. В моем труде – вся полнота любви».

Гений находит и обретает «внутреннюю женщину» в акте творчества (которое настолько тотально, что задействует всю индивидуальность гения), и реальной женщине уже, как правило, нечего ему дать кроме служения. Но сколь высок этот статус!

134

В реальной анкете на вопрос, в чем сущность мужчины, Тарковский ответил: «в творчестве», что для художника равнозначно ответу: «в любви».

135

Неуклонно возраставший интерес Тарковского к средневековой Японии как раз и был вызван тем, что японцы остро ощущали, что всякая вещь (а не только человек) причастна абсолюту, каждая вещь обладает своим дао. Скажем, средневековый японский театр Но создавал не развлекаловки, а спектакли-мистерии – в качестве посредников между земным и небесным опытом. Целью спектаклей было создание кругооборота, состоявшего из трех стадий: приятие, уловление сокровенной красоты (югэн) из космоса; претворение этой мистически триединой (эстетика, этика, дух) красоты в образы, приемлемые для человеческого восприятия; возвращение ее с благодарностью космосу. И каждый из этих этапов был этапом творческим. И без первого были невозможны все остальные.

136

Здесь очевидное ощущение ментальной синхронности русского XV века и японского.