- Радуйся, ты похоронил их заживо, – еле слышно прошептала она, потому что голос не повиновался ей. – Первый взнос сделан. Твое первое жертвоприношение. Великое Братство зачтет тебе это.
- Какое еще "братство"? – нахмурился Гроэр.
- Боже милостивый! Он даже не помнит того, чем только что был так воодушевлен! – простонала Клара.
- Не понимаю, что ты от меня хочешь. – Гроэр раздраженно передернул плечом, будто отгоняя надоедливую муху, и отвернулся.
Кларе казалось, что ее собственные вены вскрыты и обескровлены, что вместе с подземной клиникой они заполняются жидким, быстро каменеющим раствором. Ей казалось, она уже превратилась в бетонный слепок себя самой, настолько тяжелым и непослушным стало вдруг ее тело.
Ей даже трудно было представить себе, что происходит в эти минуты в клинике, как мечутся по коридорам обезумевшие от ужаса люди. Да нет, холодея сообразила Клара, не могут они метаться. Вязкая масса сковывает их движения. По той же причине не могут они и кричать. Там гибнет сейчас всё – люди, бывшие ей много лет коллегами, лаборатории, оборудование. Бесценный уникальный Виварий – слава и позор гениального Гроссе. Руками созданного им клона он забрал с собой на тот свет свои великие открытия и омерзительное варварство.
Клара налила себе виски и, не разбавив, выпила. Руки ее дрожали, губы совсем побелели. Где-то внутри, под самым сердцем мучительно болезненным холодом разливалась пустота, заполняя собою то место, где столько лет хранилась ее самоотверженная уродливая любовь.
Она с трудом поднялась и вышла на балкон.
ГЛАВА 45
Мрак все еще окутывал дом, плотной завесой укрыв их от всего мира.
Ах, если бы не было вовсе этого мира с его моралью, с его тяжкими, непререкаемыми догмами...
Ну, Клара, что было бы тогда? Ты смогла бы оправдать себя, Гроссе, Гроэра? Ты смогла бы спокойно спать и жить? Преступления перестали бы быть преступлениями и не терзали бы угрызения совести?
Все условно в этом мире условностей.
Условно ли?
Что такое человек? Лист на древе человечества. Век листа короток, жизнь дерева, в сравнении с ним, бесконечна. Разве плачет дерево по листу? Листья рождаются и опадают, а ветви благодаря им тянутся к солнцу. Так было. Так будет.
Из-за горизонта, слабо мерцая, просачивался свет. Еще немного, и мир вновь обретет очертания, реальность и смысл. Оформится в предметы, угрызения совести, мораль. В человеческие судьбы, что осыпаются осенней листвой, ложась под могильные плиты. Лист Гроссе уже сорван с ветки и унесен в неведомые дали. Но осталась на месте обрыва почка. И почка лопнула... но не листом, а нарывом.
Так что же в сущности произошло? Она предала возлюбленного, ограбила его, отняла будущее. По ее вине мир никогда уже не узнает о совершенных им открытиях. Она убила не просто человека-клона, но редкий могучий ум ученого.Жестокого, поправшего людские законы, но несомненно гениального.
А кто, собственно, сказал, что право на жизнь принадлежит только добрым? Разве не сама природа родит зло. Разве не в противоборстве добра и зла постигается истина. Постигается кем – человеком? Природе и Богу она ведь и так известна. Побеждает сильнейший – вот неумолимый постулат эволюции. А сильнейший, увы, далеко не всегда оказывается "добрым". Но ведь Гроссе проиграл. Выходит, он был недостаточно силен?
Проиграл ли? Не возродился ли он вновь в своем фантастическом клоне? Не стал ли еще более опасен? Клон №1 искал бессмертия для себя, довольствовался тайными единичными опытами. Клон №2 замахнулся на все человечество, правда пока только в бредоподобной демагогии. Одним движением руки он невзначай уничтожил колоссальный труд своего предшественника. Или сам предшественник продиктовал ему с того света свою волю?
Клара понимала, что расправа с клиникой – акт неосознанный, а следовательно Гроэра нельзя обвинить в преднамеренности преступления. Да и можно ли назвать преступлением уничтожение зла? Все так. Но ее беспокоило другое. Своим поведением Гроэр только что доказал, что он всего лишь суррогат, вульгарная копия с оригинала – первого? второго? Или обоих сразу? Попугай, проговаривающий отголоски чуждых ему идей, о которых сам он не имеет ни малейшего представления.