– Еще скажи, руки вверх, стрелять буду, – проворчал самый милый, самый любимый голос на свете. – Я это, Рома, я, Диана.

– Что ты здесь делаешь?

Он шагнул из своего угла. Потом еще один шаг, еще. Ткнулся коленом в край разложенного дивана, сел. Как слепой, пошарил руками, наткнулся на ее голое плечо. Оно было теплым, нежным на ощупь. Он чуть не задохнулся от счастья.

– Что ты здесь делаешь? – повторил он, поняв, что Диана села и потянулась к нему.

– В настоящий момент сплю. – Ее щека прикоснулась к его, губы нашарили его рот, осторожно прижались. Потом она сказала: – А вообще-то прячусь.

– И давно?

– Нет. Часа три.

– Ух ты! Мы с тобой почти одновременно побежали?

– Нет, я раньше. Успела помыться, чаю попить и…

– И что?

Его сердце снова замолотило, но теперь по другой причине.

Его девушка! Его Дианка, она была тут, в его доме, обнимала его, прижималась к его щеке, рту губами. Он точно знал, что хочет ее. И что не отдаст никому. Не позволит обидеть.

– Я кое-что нашла, Рома. Уж прости!

– Что нашла?

– Случайно задела в темноте календарь. Тот, где тринадцатое августа, помнишь, да?

– Конечно!

– Я его задела, он упал. Я мобильником свечу, мне его Валера отдал, начала вешать обратно и увидала случайно на задней стороне листов за десятое сентября и двадцатое…

– Что?!

– Твоя мама, наверное, написала. Десятого – одно слово – «дед». Двадцатого одно слово – «кресло».

– Кресло?!