— Как, вы уже все съели? — изумилась Дженни, доставая из тарелки пластмассовую еду.

Она переложила пластмассовый сыр и морковку на сковороду и бережно повернула крошечные рычажки.

— И как вы только не боитесь растолстеть?! Я не могу все время вам готовить. У меня есть и другие дела.

Кэсси и Мэнди, должно быть, ответили что-то забавное, потому что Дженни захихикала. На голове у нее была шляпа исследователя джунглей.

Я любил смотреть, как дочка играет. Как и любой отец. В какой момент мы перестаем разговаривать с куклами, как с живым людьми, и кормить их нескончаемой пластмассовой морковкой? Дженни каждый день создавала новую вселенную. Когда она играла, когда рисовала, то словно переносилась в волшебный мир, недоступный взрослым. Пикассо говорил: каждый ребенок рождается художником, но лишь немногие остаются ими, когда вырастают. Так и есть. Иногда я сравнивал глазастых длинноруких человечков с дочкиных рисунков со своими иллюстрациями, и сравнение выходило не в мою пользу.

Я очнулся от раздумий и вышел на веранду.

— Готова?

— Дааааа!

Дженни протянула руки, чтобы я побрызгал их репеллентом.

— Ты у меня храбрая, — похвалил я дочку.

Когда я сказал, что иду за спреем, Дженни не на шутку встревожилась. Я объяснил, что вернусь через минуту, и пообещал присматривать за ней из окна. Моя дочь побаивалась леса, а я как раз хотел кое-что ей там показать. Времена меняются, а страхи наши остаются прежними.

— Кэсси и Мэнди останутся здесь?

Дженни посмотрела на дом, потом на лес, немного подумала.

— Да, — наконец выпалила она, соскочив со стула.

В дополнение к шляпе она надела еще и комбинезон, как у путешественницы.

— Сейчас возьмем инструменты, — объявил я, — и отправимся в экспедицию.

— Нет! Сначала надо наполнить флягу.

— Ну да, конечно.

Дженни набрала во флягу воды из-под крана, положила в рюкзак и сама закинула его на спину. В сарае мы отыскали долото и небольшой молоток.

— Вот теперь все готово.